Разве достойна я жить, если не смогу отобрать у Альгира то, что ему не принадлежит?
— Тогда нам придется найти подходящее оружие.
Халлтор хмыкает, прижимает меня теснее и целует так яростно, будто хочет этим изменить мое решение. Раскаленный язык врывается мне в рот, и я со стыдом чувствую, что все тело отвечает на грубую ласку, рязмякает, как масло на жарком солнце, и я тянусь следом за размашистыми движениями широких ладоней.
— Отзывчивая девочка, — шепчет Халлтор, ведя рукой по моему бедру, подбираясь к тому месту, где раньше меня не касался ни один мужчина. Он уверенно скользит пальцами по чувствительной коже и чуть проникает внутрь, заставляя меня громко вскрикнуть.
— Помоги мне, — шепчу в его приоткрытые губы. — Я сделаю все, что захочешь.
— Только один шанс, сладкая, — он прикусывает нежную кожу на моей шее, и это так приятно, что поджимаются пальцы на ногах. — Большего я не могу дать.
— Один шанс, — повторяю я. — Этого достаточно.
Волк широко улыбается и подхватывает меня на руки, стаскивая с кровати.
— Договорились! А теперь давай насладимся горячей водой.
К концу этого самого странного в моей жизни купания я уже совершенно ничего не соображаю. Халлтор выносит меня из ванной, тщательно обтирает грубым полотном и, завернув в покрывало, кладет на кровать, что-то тихо нашептывая. Я улавливаю только отдельные слова, но низкий голос мужчины успокаивает. Кажется, что я в полной безопасности, что не может случиться ничего плохого рядом с этим странным человеком-волком.
Его сила защитит меня.
Мне искренне хочется довериться его слову, верить, что он непременно спасет мою семью, поможет вытащить их из лап Альгира.
Короткое теплое прикосновение к щеке — и я приоткрываю глаза, из последних сил пытаясь удержать себя на самом краешке между сном и явью. Комната расплывается мутным маревом, и напротив я вижу глаза Халлтора, наполненные золотыми искрами и отблесками свечей.
— У тебя есть время поспать, — говорит он, — я скоро вернусь, ягодка.
Сонно зевнув, я прикрываю веки.
— «Ягодка»?..
Халлтор усмехается и бережно касается моего лица шершавыми пальцами, скользит вниз, туда, где под ключицами пульсирует жаркий комок метки.
Урвав у меня быстрый поцелуй, мужчина отстраняется и идет к табурету, где оставил свою одежду.
— Ты на вкус как ежевика. И такая же колючая.
Слышу только шуршание ткани и звяканье ремня; легкие, едва различимые шаги. Мужчина даже в тяжелых сапогах двигается почти бесшумно. Щелчок замка подсказывает, что в комнате я теперь одна; делаю глубокий вдох — и кромешный теплый мрак проглатывает меня с головой, утягивая в сон без сновидений.
Кажется, что проходит всего несколько секунд, как что-то теплое касается шеи, щекочет кожу и движется вниз, оглаживая каждый позвонок.
— Просыпайся, Нанна.
Поворачиваюсь и сонно пытаюсь натянуть покрывало, но сильная рука не дает этого сделать, властно проходит по моему боку, рассыпая на коже колючки уличного холода.
Резко поднимаюсь — и мы с волком чуть не сталкиваемся лбами, отчего Халлтор тихо смеется. Заливаюсь густым румянцем и пытаюсь снова натянуть покрывало, но мужчина просто отбрасывает его в сторону и окидывает меня таким голодным взглядом, что воздух встает поперек горла, а во рту становится совершенно сухо.
Я все могу отдать за глоток воды.
— Думаю, что с размером я угадал, — хрипло рычит Халлтор и бросает мне плотный тяжелый сверток. Мне некуда скрыться от пронзительного взгляда синих глаз, невозможно сбежать от растекающегося по телу жара, невозможно хоть как-то описать странные ощущения тяжести и жжения в груди, и в голове все путается.
Это жутко пугает меня, потому что тяга к совершенно незнакомому мужчине не может закончиться ничем хорошим. Невозможно вот так вот запросто проникнуться подобными чувствами к чужаку, который был только гостем из снов, туманной грезой.
Отчего-то в памяти всплывают его слова о ребенке, что должен снять проклятие с оборотня.
Рождение ребенка от избранного человека.
У мужчины не может быть искренних чувств, разве нет? Страсть, желание и потребность обрести себя как человека, избавиться от проклятия. Это имеет отношение к чему угодно, но только не к искреннему чувству.
Не к любви.
Вот только разве смогу я сказать “нет”? И если смогу, то как долго буду сопротивляться? Точнее, как долго волк мне это позволит?
Моя догадка о “добровольности” оказалась верна, но…
Только через минуту я понимаю, что просто сижу на кровати, совершенно голая, и сжимаю в руках сверток, так и не развернув его. Смущение и стыд отступают на второй план рядом с мыслями о том, что меня ждет в итоге.
— Нанна. — Поднимаю голову и вижу, что волк рассматривает меня со странным волнением во взгляде. Будто все мои мысли для него — открытая книга.
— Почему ты сказал, что Альгира просто так нельзя убить?
Волк забирает у меня сверток и разматывает его сам. Раскладывает на кровати плотные штаны, кофту из плотной ткани с длинным рукавом, больше похожую на какую-то гибкую броню, и свободный темно-серый свитер грубой вязки.