Страсть за кадром

Поднимаясь по лестнице в квартиру, она заинтересовалась, есть у Джефри жена или любовница. "Даже невозможно представить его по-настоящему расслабившимся. Он, наверное, все свои вещи раскладывает по цветам", подумала она, хихикая, когда представила, как он составляет цветовую гамму из носков, и сравнила это с беспорядком у Лоренса. У нее обычно довольно быстро создавалось впечатление о людях - это было неотъемлемой частью ее работы, - но с Джефри Андервудом она поняла, что не уйдет дальше каких-то очевидных вещей.

***

Заднее сиденье "даймлера", управляемого шофером, которого Лоренс нанял на вечер, было великолепным, как объятие. Как только закрылась дверь, Бретт и Лоренс оказались изолированными в собственном коконе роскоши.

- Ты выглядишь так красиво, что замирает дух, - сказал он, когда они ехали по улице Риволи. - Думаю, что весь вечер не спущу с тебя глаз. Ты выглядишь как кинозвезда! Мартина действительно превзошла себя, ты не думаешь?

Бретт все еще отделывалась от комплиментов на свой счет и сегодня вечером почувствовала, что если она на самом деле выглядит такой красоткой, то только из-за наряда Мартины. Облегающее платье без бретелек подчеркивало высокую полную грудь, тонкую талию и круглые бедра Бретт, а богатые тона блестящего сатина оттеняли ее изумрудные глаза. В ушах были сережки, подаренные Лоренсом, а волосы высоко зачесаны и забраны в пучок двумя золотыми заколками в стиле "барокко" с жемчужинами на концах.

- Очень красивый наряд, но у Мартины не хватает средств, чтобы оплатить тебе за рекламу, - сказал Лоренс, поцеловав ее обнаженное плечо.

Бретт вздрогнула от прикосновения его теплых губ и прильнула спиной к его груди, ее голова лежала на его протянутой руке.

Бильярдная у "Максима" была калейдоскопической панорамой. Женщины сменяли свою повседневную одежду черного цвета на пышное великолепие всего спектра цветов и получали комплименты от элегантных мужчин в черных галстуках. Казалось, что все наполнены весельем и радостью за полученные приглашения на торжество такого уровня - билеты были дефицитными и стоимость их очень высокая. Завтра начнется обычная жизнь с разговорами о заморских нарядах, кто унизительно сидел в конце зала, а кто действительно заслуживал внимания.

Швейцар в белом пиджаке проводил Бретт и Лоренса до стола, где собрались остальные редакторы "Вуаля!".

Через несколько минут президент Союза Терри Карбоньер под аплодисменты вышел на подиум, очень коротко поздравил всех присутствующих и объявил программу вечера.

Приз "Золотая игла" вручался отдельно по категориям дневной, вечерней и спортивной одежды; достижений в работе; наиболее талантливым молодым модельерам; и модельерам года. Награждаемые оценивались по слайдам, показывающим их рабочий день, интервью, которые отражали их индивидуальный, философский подход к дизайну. Далее представлялись некоторые номера их коллекции.

Бретт заметалась, когда ее слайды засветились на двойном экране над сценой. Она никогда не видела своих снимков больше, чем в натуральную величину, а теперь они представлены перед исключительной и влиятельной публикой. И Бретт была тронута, когда Мартина в своей речи поблагодарила и ее, в числе других, за помощь и поддержку.

Во время показа моделей эта публика, святая святых французского мира моды, свистела, аплодировала и стучала ногами, как болельщики на хоккее, тем самым выражая свое отношение. И никто не вызывал столько аплодисментов, как Рэндл.

Бретт знала, что Рэндд ходит очень красиво. Ее базой был Нью-Йорк, где ее постоянно требовали для рекламы политических и коммерческих компаний. Были слухи, что она заключила многолетний, эксклюзивный контракт с одной парфюмерной фирмой на сумму, состоящую из семи цифр, - верх карьеры любой модели. Во время показа коллекций Рэндл была всегда в Париже, и Бретт старалась при любой оказии ангажировать ее, но агентство требовало не менее пяти тысяч долларов США в день, а клиентам Бретт это было не по карману. Но она нежно любила Рэндл. Если бы Хэд Малколм не обнаружил фотографии, где она снимала Рэндл, Бретт была бы сейчас на последнем курсе в Школе дизайна.

- Бретт, радость моя, подойди ко мне и дай мне обнять тебя! - воскликнула Рэндл, заметив Бретт за кулисами. - Я услышала, что ты вырвалась в Париж и видела везде твои фотографии. - Она так и не потеряла своего алабамского акцента. В действительности он звучал резче, чем она его помнила.

- А как ты? Ты на всех обложках, а твои клиенты не дают мне ни минуты! воскликнула Бретт.

Рэндл, с пшеничного цвета волосами по пояс, выглядела так же молодо и красиво, как в день, когда Бретт ее увидела в первый раз. Но теперь на выражение ее детского лица наложился опыт, и она была интригующе противоречива с аурой, которая притягивала внимание к себе. И это было ключом ее успеха.

- Снимай, Бретт, ты же знаешь, я буду работать для тебя, что бы они мне ни говорили. Ты только дай мне знать заранее, и я договорюсь с клиентами.