Тут Андрей мог сам с собой поспорить, поскольку сам-то в процессе поиска ориентировался в первую очередь на оболочку. И это счастье, что у Анжелы и оболочка, и суть оказались одинаково прекрасны.
Фото ей понравилось, и отношения перешли на другую ступень. Теперь было важно, согласится ли девушка связать судьбу с человеком, живущим в глухой деревне? Ведь она – барышня городская.
– Может, не пугать её, встретиться в городе, сводить в ресторан? – спросил Троекуров у задумчивого индюка, лениво царапавшего мощной лапой траву.
Индюк неодобрительно тряхнул башкой и издал возмущённое бульканье.
– Ладно, – согласился Андрей. – Будем считать, что это проверка. А то много их, которым нужен папанин кошелёк. Я ж потом буду в ней всю жизнь сомневаться. Нет, чистоту эксперимента нарушать не будем.
Но как бы Троекуров ни храбрился, ответа от Анжелы он ждал с внутренней дрожью – а вдруг она откажется ехать в какие-то там Верхние Кочешки? А вдруг ее оттолкнули его рассказы о деревенской жизни? А что, если она вообще не получила письмо? А если подумает, что он маньяк, заманивающий девушек в лес?
Письмо она получила. И, что самое удивительное, ответила. Оказалось, что девушка просто пищит от восторга и страстно желает познакомиться и с самим Андреем, и с Кочешками, и даже с индюком. Это барышни за тридцать, умудрённые опытом и битые судьбой, сто раз уточняют детали, взвешивают возможные риски и в результате отказываются от своего счастья. А юные и предприимчивые открыты всему новому, они легки на подъём и бросаются в приключения с головой. Иногда они по этой голове получают, но чаще им везёт – как пьяным и дуракам.
Судьба любит дождаться, пока подопытный тщательно всё продумает, чтобы сбить его планы, как кегли в боулинге – одним ловким ударом.
Именно сегодня, когда должна была приехать Анжелика, нагрянула маменька. Она грациозно выпорхнула из джипа, в котором надрывался Стас Михайлов, и брезгливо повела носом:
– Андрюша, здесь чем-то воняет.
– Природой, – кисло проворчал непочтительный сын, судорожно соображая, как бы спровадить дорогую гостью. – Привет, мама! А почему ты не предупредила?
– Хотела сюрпризом, – ухмыльнулась Анна Ивановна.
– У тебя получилось, – мрачно подтвердил Троекуров. Иногда ему казалось, что материнское сердце чует опасность, как мангуст кобру – на уровне интуиции. Либо, как вариант, она читала его почту, прослушивала телефон и вообще – вмонтировала в сыновнюю башку какой-нибудь суперсовременный датчик, посылавший сигналы тревоги при любой попытке устроить личную жизнь.
– А ты как будто и не рад, – маман надула губки.
– Мам, ко мне девушка должна приехать.
– Отлично! – Мама тут же обрадовалась. – Я не помешаю!
– Ты себе льстишь, – решил не сдаваться Андрей. – Всякий раз после твоего знакомства с моими девушками я снова остаюсь один. Ты действуешь на них как тапка на тараканов.
– Не хами!
– Мама, ты зачем приехала?
– Погостить. Чаю нальёшь?
– У меня к чаю только рафинад. Это во-первых. А во-вторых, мне бы хотелось побыть с девушкой наедине.
– Андрюша, если надо будет, я выйду. И вообще, как я могу оставить тебя с неизвестной девицей? А если она тебя обворует?
– Или вообще – изнасилует, – продолжил маменькину мысль Троекуров. – Что тут красть-то?
– Да что тут насиловать-то? – в тон ему ответствовала Анна Ивановна. – Хватит грубить. Веди в дом. Я хочу посмотреть, как нынче живут отшельники. Все газеты на мыло изошли, описывая, как ты тут на подножном корму с ума сходишь.
– Так уж и все, – вздохнул Андрей. – Мам, правда, эта девушка для меня очень важна. Я понимаю, что ты за меня беспокоишься…
– Ничего ты не понимаешь, – перебила его мать. – Вот когда у тебя будут свои дети без мозгов, тогда и поймёшь. А пока – не дорос.
– Да с твоим подходом до детей-то и не дойдёт никогда, – пробормотал растерянный сын, мучительно размышляя, как выпроводить маму домой.
Додумать он не успел. Ожил мобильный.
– Андрей Николаевич, – истерически заорала в трубку Зинаида Матвеевна, заместитель заведующего лабораторией, дважды разведённая и регулярно находящаяся в активном поиске дама неизвестного возраста. Глядя на её наряды, со спины ей можно было дать лет сорок, а при дневном свете с фасада – и все шестьдесят.
– Я. Не орите так, – поморщился Троекуров. Судя по тону, Зинаида Матвеевна желала поделиться очередной сплетней.
Но он ошибся.
– Нас расформировывают, – завыла в трубку замзав, шумно всхлипывая, шмыгая носом и даже, кажется, икая. – Всё, бумага пришла. На нашу программу нет финансирования. Нас будут сокращать.