Страсти Израиля

Рахиль. Вот она вам скажет… Революционерка Доня была? Сионистка Доня была. А у Бронфенмахера дядя тоже был сионист, он в 20-м году уехал в Палестину… Если я за этого Бронфенмахера возьмусь, так ему станет темно и горько.

[...]

Миля. Ничего. Есть Киевский обком партии, есть Житомирский обком, есть, к примеру, Новосибирский обком… Когда-нибудь еще будет существовать Палестинский обком партии.

[...]

Рахиль. Ты помнишь дедушку?

Виля. Помню.

Рахиль. Ой, когда он умирал в Средней Азии, так он был доволен, что земля эта, где он будет лежать, похожа на Палестину… Он был религиозный.

[...]

Злота (тихо). Про Пынчик нельзя говорить, он уехал в Израиль со всеми детьми… Когда ты его видел на Рузиной свадьбе, после фронт он был майор… А потом он уже был полковник и в Риге имел хорошая квартира. Так он все бросил и куда-то поехал…

Так впервые упомянута в сочинениях Горенштейна эмиграция непосредственно в Израиль, где ныне живет его двоюродный племянник Геннадий Корчемный. Этой эмиграции Горенштейн посвятит позднее рассказ «Маленький фруктовый садик».

Писателя Горенштейна интересовал не только человек как таковой, но и люди племени, к которому он принадлежал по рождению. В эссе «Мысли о Марке Шагале», предварявшем кинороман «Летит себе аэроплан», он писал: «Что это было за столетие — с 80-х по 80-е, — нет смысла говорить. Кровавая бойня Первой мировой войны, апокалипсис русской революции и Гражданской войны, зверства сталинского террора, горячечный бред гитлеризма. Человеку двадцатого столетия редко выпадала возможность вздохнуть, перевести дух. А в силу исторических обстоятельств, когда человеку трудно, человеку-еврею трудно вдвойне».

Сорокавосьмилетний Горенштейн, покидая навсегда СССР в 1980 году, выезжал по израильской визе, так как власти проигнорировали его официальное приглашение на литературную стипендию в Западный Берлин. Это была жалкая попытка в последний раз унизить человека-еврея, отказав ему в признании в качестве профессионального писателя. Попытка не удалась, так как выявила собственную абсурдность — Горенштейн стал первым русским писателем-стипендиатом Германской службы академических обменов DAAD, что само по себе уже было признанием.

Образование Государства Израиль было для Горенштейна событием библейского масштаба, как видно из текстов этой книги. Что, однако, не помешало ему уже в Берлине почти сатирически описать атмосферу массового исхода евреев из СССР в рассказе «Маленький фруктовый садик». И вообще Горенштейн, исповедовавший метод, который можно было бы назвать библейским реализмом, был беспощаден к соплеменникам никак не меньше, чем ко всем остальным homo sapiens.

Израиль был провозглашен в 1948 году, и с этого момента вокруг него бушуют страсти. Покой израильтянам даже не снится: локальные войны, ракетные обстрелы, воздушные тревоги, одиночные уличные теракты, похищения… В мире слов к тотальной и все разрастающейся пропаганде арабоязычного мусульманского мира (Горенштейн говорил о «национал-исламизме») в последние десятилетия прибавился хор антиизраильского интернационала в Европе и остальном мире, и оказалось, что сил и возможностей перекричать этот словесный террор у Израиля нет. Это на многих евреев в Израиле действует удручающе, что, собственно, и родило дискурс этой книги. Растет антисемитизм чаще в форме антиизраилизма и в самой Европе: учащаются нападения на евреев на улицах и осквернения могил на еврейских кладбищах. Все это подогревается усилиями многих эмигрантов из арабских стран.

Живя в Германии, Горенштейн сумел разглядеть тенденции роста антисемитских настроений в Европе в целом и в частности во Франции после того, как в 1995 году президентом стал Жак Ширак. Все эти наблюдения Горенштейн выразил в своем трактате-памфлете. Особенно впечатляет его анализ современной истории и моральной деградации общества во Франции, стране, которую он, в отличие от Германии, изначально слепо любил.

Недавно в Женеве хозяин кафе отказался обслуживать дочь моей знакомой, увидев у нее на шее цепочку с могендовидом, и наговорил гадостей на тему «все из-за вас, вы во всем виноваты». Такие инциденты, еще недавно казавшиеся невозможными, уже не удивляют. Похоже, что в Европе все это всерьез и надолго.