Скажу лишь, что в 47-м году арабы, согласно пословице, вернулись «бритыми», точно так же, как гитлеровцы в 39-м и 41-м годах. Между тем Кенигсберг или польскую Восточную Пруссию «оккупированными землями» не называют, а Иудею и Самарию, древние еврейские библейские святые земли, так именуют. «Арабский Иерихон», «арабский Хеврон», «арабский Назарет», «арабский Иерусалим». Это звучит так же кощунственно, как звучало бы «еврейская Мекка» или «еврейская Медина». Эти палестинские имена вошли в человеческую духовную историю и духовную жизнь только благодаря еврейским духовно-историческим деяниям, библейским и христианским. Без этих еврейских деяний это были бы просто географические пункты, наподобие Могадишо, Биробиджана или Голопупеня. Может, арабы и не захотели бы строить свою мечеть, не будь под ней развалин Храма Соломона, и арабский пророк Магомет избрал бы для своего вознесения другое место?
В Иудее и Галилее, в Самарии, на берегах Тивериадского озера, с тех пор как потомки еврейских патриархов и еврейских пророков, потомки рыбака Симона и палаточника Шаула, потомки земляков жителя Назарета Иисуса из колена Иудина вынуждены были покинуть родные места, к святому палестинскому небу не поднималось ничего, кроме чадного дыма шашлыков, которые много веков жарили арабы для себя и своих братьев. И вот теперь, благодаря этому многовековому шашлычному дыму, земли западного берега Иордана именуются «исконно арабскими» и оккупированными Израилем. Естественно, если одних будут изгонять и убивать погромами, наподобие погрома 29-го года, а другие будут размножаться, то вся земля будет «арабской». Причем соседями евреев арабы быть не хотят. Ни в Хевроне, ни в Иерихоне, ни в Назарете, ни тем более в Газе.
Возле Тель-Авива, возле Хайфы, возле Иерусалима так называемые «умеренные» арабы согласны еще соседство временно потерпеть. Что поделаешь, если поход 47-го года не удался? Подождем, авось в двадцать первом веке явится новый Гитлер и наступление нового Роммеля будет успешней. Хамасовцы и возле Тель-Авива соседства с евреями не терпят, но в отношении Хеврона и Иерихона уж хамасовцы и фатховцы едины. Возле Хеврона или Иерихона евреям хотят запретить жить, точно так же как запрещали жить в Киеве или Петербурге. Только в пределах «зеленой линии», в пределах израильской «черты оседлости», которую к тому же милые арабы, имя им легион, считают временной.
Все эти факты, исторические и психологические, общеизвестны, но до оригинальности ли, когда государство, общество и народ живут в состоянии хронической войны с окружающей средой, то есть с арабами, переходившей уже несколько раз в войну острую. Целые поколения выросли под черными крыльями войны террористической, отступающей в тень, лишь когда начинала бушевать война обычная, с танками, самолетами и резолюциями ООН. При таком перманентном психологическом и историческом состоянии какое самое опасное слово? Конечно же — «мир». Потому что это слово-наркотик. Слово-наркотик, заставляющее забывать общеизвестные исторические и психологические факты или пренебрегать ими. В условиях перманентной войны и незатухающей ненависти окружающей арабской среды со словом «мир» надо обходиться особенно осторожно политикам, которые страшатся опозорить святыню своего звания и места. Не так, как обходятся с этим понятием Рабин-Перес, не говоря уже о «министре окружающей среды» Йоселе Сариде, разум которого, судя по его, Сарида, высказываниям, взят напрокат из анархо-интернациональных утопий девятнадцатого века.
Между прочим, в небезызвестном городе Бердичеве был в свое время весьма известный городской сумасшедший по кличке Йоселе. Бегал и кричал нечто бредовое. Но его, по крайней мере, не слушали, показывали на него пальцем и смеялись над ним.
По моему убеждению, иерусалимский Йоселе со своими бредовыми высказываниями, например о создании в ближайшие месяцы в Иудее и Самарии Палестинского государства, заслуживает того же в еще большей степени, чем Йоселе бердичевский. Однако до смеха ли, если многие бредовые идеи иерусалимского Йоселе становятся официальными планами правительства? Такие, как ликвидация еврейских поселений в Иудее, Самарии и Газе, которые «затрудняют ведение политических переговоров с арабами». Разумеется, эта цепь поселений, по сути казачьих станиц, прикрывающих собой живое нутро государства, затрудняет ведение переговоров. Без них было бы вести переговоры с арабами легче. А без еврейских поселений в Тель-Авиве, Хайфе и т. д. того легче, а без еврейского государства — совсем легко.
Но оставим в стороне счастливые коллективные сны Арафата и ХАМАСа с четверга на пятницу. Очень может быть, что и иерусалимский Йоселе с «лево-прогрессивной» дамой Алони[6]
и иными энергичными «миролюбцами» видят нечто подобное с пятницы на субботу, правда, на свой идеологический манер: «демократическую Палестину», в которой евреи и арабы, ешиботники и джихадники строили бы вместе счастливое будущее (см. профессорские социал-утопические тома).