Выход из создавшейся ситуации был один — заявить, что никакого подкупа немцами четверых расстрелянных не было, а диверсия была сымитирована самими офицерами корабля с целью списания наиболее сознательной и революционной части команды в Россию. Помимо этого, декларация подлости контрреволюционеров офицеров наглядно демонстрировала и революционность самих списанных матросов. Еще бы, пока в 1916 году весь Балтийский флот выполнял приказы царя, они на «Аскольде» уже вовсю бузили, и были что ни на есть первыми революционными моряками Объявление о своей революционности с 1916 года прибавляло и авторитет, и уважение окружающих, как следствие этого бывшие аскольдовцы легко избирались в различные комитеты и комиссии, где уже можно было не заниматься обычной службой, а заседать и начальствовать. Вот, собственно, и вся подоплека послереволюционного возвращения к «тулонскому делу». Возможно, кому-то она покажется примитивно прозаической, но, к сожалению, из таких прозаических мелочей состоит и вся наша жизнь.
13 июня 1917 года «Аскольд» взял курс на Мурманск. На проводы революционного русского крейсера, покидающего Глазго, собралось немало народа. Дамы махали революционным русским матросам платками, джентльмены с ликованием бросали в воздух шляпы и кепки. Переход до Мурманска прошел без всяких происшествий, и уже 18 июня «Аскольд» бросил якорь в Кольском заливе.
Глава тринадцатая.
ГЛАВНАМУР
Итак, совершив тяжелый переход из Англии в Кольский залив, «Аскольд» бросил якорь на рейде Мурманска.
Из воспоминаний о Мурманске 1917 года: «Мурманск — в то время маленький барачный поселок — производил странное впечатление: с одной стороны — невылазная грязь постепенно распускавшейся трясины, мрачные бараки и с другой стороны — внезапный наплыв хорошо одетых русских аристократов и буржуа, спешивших эмигрировать, и многочисленных иностранцев. Спальные вагоны международного сообщения целыми составами заполняли запасные пути. Повсюду на вагонах висели флаги иностранных миссий под национальной охраной часовых, ждали очереди эвакуации…»
Вскоре после Февральской революции в Мурманске резко выросло число претендующих на власть организаций. Если военная власть все еще принадлежала Главнамуру, то революционная — Центромуру и ревкому, а гражданская — Совету депутатов. Все эти руководящие инстанции соперничали и конфликтовали между собой.
Любопытно, что с приходом «Аскольда» в Мурманск с корабля тотчас таинственно исчезли главные свидетели «тулонского дела» — матрос-большевик Княжев и «лично преданный командиру» унтер-офицер Труш. Относительно унтер-офицера Труша все предельно понятно, ему было, чего бояться. Во-первых, его вполне реально могли убить, так как команда его ненавидела. Поэтому, предвидя для себя столь печальный итог, он вполне мог и сбежать. Впрочем, успел ли он сбежать или ночью был выброшен за борт, мы, вероятно, уже никогда не узнаем
Что же касается матроса Княжева, который, судя по воспоминаниям Кетлинского, был, чуть ли не организатором подрыва, то его исчезновение оставляет много вопросов. Если Княжева убили, то кто и за что? За то ли, что готовил взрыв, или за то, что не взял вину на себя, а «подставил» менее виноватых подельников? И, самое главное, кто мог его убить? Значит, на корабле оставались еще матросы, имевшие непосредственное отношение к «тулонскому делу» или хотя бы бывшие в курсе связанных с ним событий? Если Княжева все же не убили и матрос сбежал, то почему он это сделал? Ведь если Княжев действительно участвовал в заговоре, то теперь он являлся едва ли не главным борцом с «проклятым царизмом» на крейсере? Получается, что сам он не считал попытку подрыва крейсера «революционным» делом? Тогда получается, что Княжев прекрасно знал о том, кто в действительности стоит за тулонской диверсией. Данное предположение говорит в пользу версии о германских агентах. Но наши предположения, увы, так и остаются лишь нашими предположениями…
Согласно официальной версии, декларированной историками 40—50-х годов, по возвращении на Родину команда «Аскольда» сразу же заняла твердую большевистскую позицию и возглавила революционную борьбу в Мурманском крае. На самом деле все было, разумеется, не так просто. Большевистскую организацию крейсера возглавил унтер-офицер В.Ф. Полухин, в будущем один из двадцати шести бакинских комиссаров. Но тон на корабле тогда на самом деле задавали вовсе не большевики, а их конкуренты — анархисты и эсеры.