Страсти по Анне

В сентябре я в полной мере ощутила, что жизнь изменилась. Общество постепенно освобождалось от патриотического неистовства. Город опустел и притих. Осень пришла совсем незаметно, окутала деревья желтизной, дохнула на воду прохладой. Александр Михайлович теперь целыми днями и вечерами пропадал по делам службы, даже поздними вечерами его не было дома. Предоставленная самой себе, я чувствовала себя одинокой и опустошенной. Осень для меня стала чем-то обрывочным: какие-то картины, слова, люди, письма…

В середине сентября я съездила в госпиталь и предложила свои услуги. Сказать по чести, я и сама не знала, зачем решилась идти на курсы медсестер, вероятно, на меня подействовал пример императрицы и великих княжон. В одежде сестры милосердия, в белой косынке, которая была мне очень к лицу, я вдруг почувствовала, что так смогу кому-то помочь, и этим помогу Николке и Вадиму Александровичу. В голове у меня крутилась странная мистическая мысль: все мои действия отразятся в полной мере на судьбе двух мужчин, которые для меня одинаково дороги.

Первое время раненых было совсем мало. В мои обязанности входило разносить таблетки и воду по палатам. Приезжала я в госпиталь с удовольствием, рано утром, вместе с врачами. Александр Михайлович каждый день осведомлялся, не утомляюсь ли я, не сложна ли для меня эта работа, и я чувствовала, что его возросший интерес — ко мне.

В один из дней я неожиданно столкнулась в дверях с Вирсавией Андреевной.

— Здравствуйте, — улыбнулась она.

— Боже мой! Вы? — воскликнула я, забыв о словах приветствия. — Я была совершенно уверена, что вы сейчас живете в столице! В нашем городе вас не видно, в обществе вы не бываете, и я решила, что вы все-таки уехали!..

— О нет! Слишком сложно для меня не видеть там тех людей, к которым я привыкла! — призналась она. — Я, кажется, уже говорила вам об этом… Господа на войне, дамы — в ожиданиях. А вы, значит, тоже решились предложить свою помощь госпиталю…

Я ответила что-то невнятное: слишком велико было мое удивление. Лишь заметив, что лицо Аверинцевой без обычного для нее тщательного макияжа, я понемногу пришла в себя.

— Я слышала о вас, — невозмутимо продолжала она, будто не замечая моего волнения и молчания. — Илья Ильич говорил о вас весьма и весьма лестно. Сказал, что если вы будете учиться дальше, то будете одной из лучших медсестер в госпитале. У вас хорошие задатки.

— Минуточку, — остановила ее я. — Вы знаете Илью Ильича, хирурга?

— Конечно! Я вижу, вы в недоумении! Но я тоже приезжаю в госпиталь.

— Вы шутите!.. Я ни разу вас не видела!

Она легко пожала плеча, становясь спиной к сырому осеннему ветру.

— Я приезжаю в ночную смену. Для многих работать по ночам сложно или неудобно, а мне совершенно все равно. Мне не надо иметь на работу по ночам разрешения супруга или отца… Тем более что моя прежняя жизнь с балами до утра три — четыре раза в неделю приучила меня спать только днем!

Выглядела Аверинцева удивительно непривычно: в скромном коричневом платье, совсем без украшений, она напоминала скорее выпускницу бестужевских курсов, но никак не великосветскую даму. Весь облик Вирсавии Андреевны был нов: взгляд ее стал мягче, около глаз обозначились тонкие морщинки, которые не только не портили ее, а, наоборот, придавали ей особое очарование.

— Анна Николаевна, милая, что же вы так смотрите на меня? — спросила она наконец. — Не ожидали, что я способна на что-то иное, кроме развлечений?

— Не в том дело!.. — запротестовала я. Но Вирсавия Андреевна рассмеялась.

— А думайте, что пожелаете! Но мне пора идти. И вас, вероятно, дома уже заждались.

Так мы и распрощались.

Больничные покои сияли белизной, они успокаивали меня, отвлекали от изматывающих мыслей о брате и возлюбленном. Но вот среди раненых появился молодой мальчик, до боли напоминавший мне Николку. Сначала я держалась от него подальше. Я боялась, что мой интерес к нему будет слишком заметен.

Познакомились мы за неделю до его выписки. Я разносила воду, когда он спал — в беспокойстве и с испариной на лбу. Пришлось подойти к нему, прикоснуться к его горячей руке. Мальчик вздрогнул и сказал очень отчетливо:

— Андрей!..

Но потом открыл глаза, увидел меня, смутился.

— Простите.

— Ничего, — сказала я. — Вы метались во сне. Это я разбудила вас.

— Благодарю, — отозвался он. — Я вас вижу каждый день, но ко мне вы не подходите. Как вас зовут?

— Анна Николаевна.

— А меня — Владимир. Но вы, вероятно, знаете.

— Знаю, — ответила я. И неожиданно призналась: — Вы очень похожи на моего брата. Он сейчас на фронте… Вы звали во сне какого-то Андрея.

Владимир опустил глаза.

— Андрей мой друг. Был… Он погиб.

Не знаю почему, но я поняла, что мальчику надо высказать свою беду. Присев на стул подле него, я приготовилась слушать, почему-то мне стало важно знать, что у него на душе. И Владимир тоже не нашел в моем поведении ничего странного, словно так и должно быть — после минуты знакомства взять и потребовать исповеди.

И я с вниманием и тревогой выслушала долгий рассказ Владимира.