Страсти по Феофану

   — О, кого я вижу! Слава Богу, с вами ничего не случилось. Мы уж беспокоились, и Летиция вспоминала — где наш юный друг Феофано? Думали послать человека, да не собрались, закрутились... Столько дел и забот!.. И куда ж вы пропали?

Он ответил уклончиво:

   — Тоже закрутился. Было много работы, помогал учителю — мы расписывали церковь в Хризополе. А потом хворал.

   — Ничего серьёзного, я надеюсь?

   — Нет, простуда, только и всего.

   — Выглядите уставшим. Поздравляю со Святой Пасхой. Отдыхайте, веселитесь, чувствуйте себя празднично.

   — А когда мы могли бы поговорить по делу?

Консул догадался:

   — A-а, так вы посланы своими «друзьями»?

   — Очень сильно гневались, что не приношу сведений.

   — Хорошо, увидимся. Где-то ближе к ночи.

Сын Николы устроился на диванчике в тёмном уголке, чтобы видеть залу, а Летиция не могла его обнаружить. Но коварный план с ходу провалился: не прошло и четверти часа, как её голосок зазвенел над ухом художника:

   — A-а, попался, который скрывался... Мне отец говорит: здесь синьор Дорифор, сильно исхудавший после болезни. Я пошла искать... Милый Фео, ты меня совсем позабыл?

Девушка присела около юноши и взяла его за руку:

   — Что с тобой? У тебя вроде лихорадка?

   — Просто не поправился ещё до конца...

   — Знаешь, я скучала без наших встреч. Не лукавлю, правда.

Он почувствовал, как пульсирует кровь у разреза его воротника. Выдохнул негромко:

   — Странно это слышать. У тебя жених...

   — Ты ревнуешь? Брось. Пьеро Барди уехал и как будто бы сгинул из моей жизни. Совершенно спокойна. Ты — другое дело.

Облизав высохшие губы, Софиан спросил:

   — Почему — другое?

   — Ты мой самый преданный друг. С братьями практически не общаюсь, а сестра больна, дурочка с рождения. Есть, конечно, подруги, но они — жуткие гусыни, с ними часто скучно. Папенька всегда занят, на меня у него не хватает времени... Наши встречи с тобой были удивительно хороши.

   — Я не думал, что они для тебя что-то значат.

   — Я сама так считала. Но когда ты обиделся, перестал к нам ходить, это поняла.

Потрясённый, взволнованный, он проговорил:

   — Но пойми и другое: с некоторых пор видеться с тобой не могу без боли. Точно острый нож. Знать, что ты — чужая невеста, для меня нестерпимо.

Дочка Гаттилузи стиснула запястье приятеля:

   — Бедный Феофано! Мне самой становится больно от страданий твоего сердца. Но удел наш таков. Нам не быть мужем и женой. Мой отец никогда не благословит. Мы обречены остаться друзьями. Разве между женщиной и мужчиной дружбы быть не может?

Он ответил тихо:

   — Может, разумеется. Если они не любят друг друга.

У неё в глазах засверкали слёзы:

   — Я не знаю, так ли я люблю, как об этом пишут в поэтических книгах. Но сознание того, что мы больше не будем видеться, весело болтать, проводить вместе время, тоже убивает меня... Знаешь, я ходила тайно в эту вашу православную церковь. И стояла на коленях перед ликом Девы Марии, и смотрела на неё, словно в зеркало... И молилась шёпотом. И просила не разлучать нас обоих. Глупо, правда?

   — Нет, — мотнул головой послушник. — Потому что мы не расстанемся. Потому что Бог предназначил нас друг для друга. Что бы мы ни делали, с кем бы ни венчались, мы всегда будем в мыслях неразлучны.

   — Замолчи! — жалобно воскликнула девушка, вытирая щёки. — Люди смотрят. Надо успокоиться. Хочешь танцевать?

   — Не хочу.

   — Нет, пойдём. Там, в кругу, на свету, сделается легче.

И они скакали, смеялись, пробовали яства, пили много вина — лишь бы не оставаться наедине со своей Печалью. А потом слуга пригласил художника следовать боковой лестницей в кабинет Гаттилузи. Консул ожидал его, сидя в кресле. Предложил сесть напротив и какое-то время молча слушал. Наконец, сказал:

   — Сообщите посыльному Патриарха: в августе Иоанн Пятый на Константинополь не нападёт.

   — Это ложь?

   — Это правда. Нападение приходится отложить по техническим причинам. Я боюсь, что и до конца года вряд ли мы уложимся.

   — Это правда?

Итальянец хитро прищурился:

   — А вот это — не знаю. Но врагов надо успокоить.

Оба поднялись, и родитель несравненной Летиции протянул Дорифору руку:

   — Вы нам очень помогаете, милый друг. А согласны ли помочь и в решающей фазе предстоящей борьбы?

Тот немного опешил:

   — Честно говоря, врукопашную ни разу не бился.

   — Ой, о чём вы! Врукопашную найдётся кому идти. Надо лишь в назначенный день и час распахнуть перед ними ворота Константинополя, охраняемые турками. Разумеется, вас там будет много — преданных законному императору людей. Сможете? Рискнёте?

   — Постараюсь. — Феофан тряхнул головой и добавил твёрже: — Да, смогу.

   — Браво, юноша! Вы не только искусный живописец, но и верный сын своего народа. А хотите сделаться моим зятем?

У послушника пробежали мурашки по спине. Он пролепетал:

   — Но синьора Летиция помолвлена с Барди...

Консул удивился:

   — А при чём здесь Летиция? Я толкую о моей младшей дочери. Вот она подрастёт, и тогда, года через два...

Через силу выдавливая слова, Софиан сказал:

   — Но Летиция говорила... что сестра... не совсем здорова...