И это было отдельное представление. С каждым из рыцарей следовало несколько оруженосцев, трубач, что-то вроде шута и свита — целый выезд. Все это пестрым и шумным табором становилось в центре арены и жило своим собственным мирком, пока шло длинное представление имярека, своеобразный мини-двор рыцаря, бегали даже собаки. Рыцарей было тоже пятеро, по числу претендентов, как и полагалось по условиям турнира.
Невообразимый шум стал, наконец, спадать и на сооруженный помост вышел главный герольд, чтобы зачитать имена небожителей, что спустились на грешные земли. Имена их, в отличие от сугубо ботанических у претендентов (бабочки, поля, луга, болота), были гораздо более конкретны в своей агрессивной и грубой беспощадности. Летящий Монстр, Крылья Мщения, Непобедимый Дракон, Наводящий Ужас и Копье Убивающее Сразу — этакая неумолимая, бесцеремонная брутальность.
Такие имена делали половину дела при встрече с противником, и Фома видел, как они подействовали на его коллег — Радугу, Поля, Луну, — невинные поэты перед карающим мечом цензуры и критики, они явно не ожидали, что против них выйдут самые лучшие и беспощадные из бессмертных; никто не ожидал. Рыцари-претенденты побледнели и осунулись, руки их непроизвольно сжимали копья, словно пытаясь из них почерпнуть мужество просто стоять перед величайшими из воинов всех времен.
Традиция, насколько она была здесь возможна, гласила, что рыцари Большого Круга не знают поражений, почти не знают, и каждая победа приближает их к бессмертию еще на шаг. С каждой победой лик их вычеканивался в галерее бессмертных богов, главным из которых, конечно, был он — гроза и надежда, самодержец и отец, Верховный Князь Томбра, Милорд.
Пока герольды зачитывали длиннейшие списки побед рыцарей, дворы их перемешивались, вступали в какие-то отношения, переговоры, торговлю, пересуды и перебранки — в общем, вели маленькую светскую жизнь, на глазах у честного народа. Это ли была не отрада их замыленным бытом и нищетой глазам и воображению? И это было одной из главных причин, почему женщины Ушура рвались на ристалище наравне с мужчинами.
Дамы света фланировали в последних моделях модных кутюрье, распространяя терпкий аромат подсмотренного, запрещенного для простого народа, над ареной плыл запах дорогих духов, щеголи и щеголихи перебегали от одной стайки к другой, создавая суету модной лавки, променада или раута, собачки лаяли, попугаи ругались, сводные оркестры музыкально шутили — все это было ново, ярко, притягательно и, главное, создавало впечатление причастности, прикосновения к этому таинственному и чудному миру
Потом началась жеребьевка. Жребий состоял в том, какому большому рыцарю ты попадешься, так как простой рыцарь не мог выбирать себе в соперники высокого вельможу. Фому выбрал рыцарь Крылья Мщения и для всех это прозвучало символично.
— Мщения, мщения! — кричали с трибун.
Доктору же, словно в насмешку (да так оно, наверное и было, жребий почти всегда очередная фикция справедливости, поскольку это — закон небес!), достался в соперники рыцарь Копье Убивающее Сразу.
Жизнь, с приближением развязки, становилась ироничной, если не саркастичной. Кому как…
Фома вспомнил утренний разговор с Доктором в гимнастическом зале, где участники турнира разминались в преддверии поединков — по кругу, каждый с каждым, в своеобразной карусели. Под выкрики и бряцание оружия, они вели неспешную беседу, впрочем, говорил больше Доктор.
— Ты сегодня необыкновенно хорош! — заметил мистер Безупречность, после того, когда пришла их очередь скрестить мечи, это были первые слова, которыми они обменялись после карт. — Как нога?
— Нога?.. — Фома только сейчас вспомнил о ней.
Нога была абсолютно здорова, словно ничего и не случилось. Купание?..
— Необыкновенно хорош и молчалив! — добавил Доктор. — Тебя уже не интересует, что будет сегодня?
— Нет, — нехотя разлепил губы Фома, пытаясь пробиться сквозь защиту Доктора, как всегда безупречную.
Облегченные мечи мелькали словно крылья стальных бабочек. Фома пробовал различные комбинации и кажется нащупал место, где Доктор был, не то чтобы не уверен, но менее тщателен или не так быстр, что ли…
— Меня эта история перестала волновать, — ответил он, наконец, и обрушился на Доктора батманом справа. — Я себе её уже рассказал.
— И что ты себе рассказал?.. — Доктор не отступил и на полшага.
— Пустое!..
Фома не собирался рассказывать ни о Мири, ни о незнакомце, ни тем более, о змее. Это уже не имело значения, так же как не имело значения то, как закончатся поединки сегодня. Он просто чувствовал, что приближается большая развязка, а с ней, точнее, за нею — большая усталость. Вот только ждет ли эту усталость отдых?
— Пора на пенсию! — закончил Фома наступательную комбинацию.
— Ах вот в чем дело! — хохотнул Доктор. — История закончилась! Понятно! Но!..
Доктор сделал эффектную паузу, вместе с кинжальным рипостом…
— Это закончилась твоя история, любезный граф, моя-то — еще нет!
Доктор сам напал на него. Это было так неожиданно, как будто пошло дерево, на котором отрабатывались удары.