Страсти по мощам

— Он жив, — промолвил Кадфаэль, сообщая прежде всего самое важное, — и, как я полагаю, ему ничто не грозит. Взгляни, он дышит спокойно, точно во сне, цвет лица у него нормальный, жара нет, и он не расшибся. Вышло так, что в полночь он вдруг ни с того ни с сего встал перед алтарем, распростер руки и в беспамятстве повалился ничком. Так он всю ночь и пролежал, но конвульсий, слава Богу, не было, и хуже ему не стало.

— Ты должен был позвать нас на помощь, — упрекнул Кадфаэля приор. Он был потрясен и расстроен.

— У меня был и другой долг, — коротко ответил Кадфаэль, — оставаться здесь и нести бдение, ради которого я и был сюда послан. Я подложил ему под голову ткань, укрыл его от ночной прохлады, и не думаю, что вы сумели бы сделать для него больше. Да и вряд ли он был бы вам благодарен, унеси вы его отсюда раньше времени, ибо он вершит свое собственное бдение. Сейчас же мы, хоть и не в силах пробудить его, можем отнести и уложить в постель, не ущемляя этим его чувство долга.

— В этом что-то есть, — признал взволнованный брат Ричард, — ведь всем известно, что брату Колумбанусу случалось сподобиться видений. Наверное, было бы непростительной ошибкой забрать нашего брата с того места, где на него снизошла благодать. А что, если ему и вправду явилась святая, — и тогда мы могли бы нанести ей обиду! Коли все это так, он сам пробудится в должное время, и торопить его нельзя, ибо это может причинить ему вред.

— Это похоже на правду, — согласился несколько успокоенный приор, — выглядит он и впрямь мирно, цвет лица у него хороший, и не заметно, чтобы он поранился. Странно все это. Неужто возможно, чтобы этот молодой брат снова сподобился благодати, как и в тот раз, когда случившийся с ним припадок привел нас к святой Уинифред?

— Единожды он уже послужил орудием милосердия, — ответил брат Ричард, — и вполне может оказаться им снова. А сейчас надо бы отнести его в дом Кэдваллона, уложить в постель, укрыть потеплее и не тревожить. Хотя, пожалуй, нам лучше взять его в дом отца Хью, чтобы он был поближе к церкви. Вполне вероятно, что когда он придет в себя, то прежде всего захочет вознести благодарственную молитву.

Из тяжелых алтарных покровов с помощью веревок, которыми подпоясывают рясы, монахи соорудили носилки, чтобы нести Колумбануса. Его подняли с пола и уложили на носилки. Тело его оставалось застывшим, и даже распростертые руки не шелохнулись. Несколько человек из числа потрясенных этим зрелищем гвитеринцев выступили вперед и попросили разрешения помочь отнести Колумбануса к дому отца Хью. Кадфаэль не возражал. Он обернулся к Сионед и поймал ее задумчивый, неуверенный взгляд.

— Ну я-то, в конце концов, нахожусь в здравом уме, — сказал он, — и сам сделаю то, о чем ты меня не просила. — Монах подошел к телу Ризиарта, перекрестил лоб покойного и возложил руку ему на грудь.

Когда процессия медленно двинулась вниз по холму, Сионед пристроилась рядом с ним.

— Что же нам дальше делать? — допытывалась девушка. — Скажи мне, ты надумал что-нибудь? Мы ведь так ни до чего и не доискались, а сегодня его похороны.

— Знаю, — отозвался Кадфаэль и призадумался. — Никак не могу разобраться в том, что случилось сегодня ночью. Я, может, и счел бы, что все это задумано заранее, потому как лишнее чудо нашему приору вовсе бы не помешало, но две вещи меня смущают. Во-первых, искреннее изумление и тревога Роберта. По-моему, он отнюдь не притворялся. Да и Колумбанус — он ведь такие штуки и прежде выкидывал, и когда на него находит, он такое выделывает — почище ярмарочного акробата. Трудно поверить, что все это подстроено. Я не берусь судить. Сдается мне, что у иных душа так устроена — они будто по лезвию ножа ходят, — а там уж что выпадет — ад или рай.

— А я знаю только одно, — промолвила Сионед, багровея, как тлеющий факел. — Мой отец, которого я любила, убит, и я хочу отомстить убийце. Мне не нужен выкуп за его кровь. Нет на свете такого выкупа, который бы я приняла за кровь Ризиарта!

— Я знаю! — сказал Кадфаэль. — Ведь я такой же валлиец, как и ты. Но все же держи свое сердце открытым и для жалости. Кто знает, когда она может понадобиться, — и мне, и тебе! А с Энгелардом ты уже говорила? У него все в порядке?

Девушка встрепенулась, вспыхнула и оттаяла, словно замерзший цветок, чудесно возрожденный дуновением теплого ветерка. Но она ничего не ответила, да в том и не было нужды.