Страсти по разрядке

Это было и началом заката личного влияния Киссинджера в вашингтонской администрации. Более того, это был сильнейший удар по престижу «великой» Америки, от которого она ещё долго не могла оправиться.

Как раз на эти дни пришлось моё выступление в нью-йоркском Совете по международным отношениям, Это был в то время ведущий внешнеполитический клуб американской деловой элиты, где обсуждалась и отчасти формировалась идейная основа глобальной стратегии США. Негласно им в то время руководил клан Рокфеллеров. Выступить там с докладом считалось весьма престижным, и я получил такое приглашение благодаря рекомендации Майка Форрестола, который в иерархии Уолл-стрита котировался достаточно высоко.

Совет располагался в четырехэтажном особняке старой постройки на Парк-авеню. Потолки на парадном втором этаже были настолько высоки, что к верхним рядам книжных полок в главном зале заседаний надо было взбираться по широкой винтовой лестнице из красного дерева. Этот старомодный интерьер создавал атмосферу непреходящей стабильности сильных мира сего. В таком зале было приятно выступать.

На моё выступление пришло около тридцати человек, главным образом бизнесменов и государственных чиновников. За полчаса я изложил несколько основных идей относительно состояния и перспектив отношений между двумя странами. Подчеркнул взаимосвязь между политикой и экономикой и необходимость придерживаться правил «улицы с двусторонним движением», где в выигрыше обязательно должны оставаться обе стороны, а не какая-либо одна из них. Не преминул намекнуть, что печальный для США исход войны во Вьетнаме не в последнюю очередь являлся платой за двойную игру в торгово-экономических вопросах. И в дальнейшем попытки США опрокинуть достигнутый баланс интересов в свою пользу в какой-то одной сфере могут для них отозваться неблагоприятным образом в другой. Например, сказаться на переговорах о стратегических вооружениях, где США сейчас затягивают подготовку нового договора ОСВ-2.

Я понимал, что рискую прослыть среди американцев «коммунистическим ястребом», потому что так жестко наши представители обычно не выступали. Но мне хотелось нарушить спокойствие этой внешнеполитической элиты, чванливой и самоуверенной. Тем более, что она обязательно воспримет мои слова не как личное мнение, а как «сигнал из Кремля». Так оно и случилось. В развернувшейся дискуссии один из выступавших призвал Москву не переоценивать свою независимость от поставок американской техники, которой она лишится, если пойдёт на обострение с США. Другой, наоборот, уверял, что трудности в торговле – дело временное и что ограничения постепенно будут сняты.

Более острую тему затронул некто Майрон Файн, представившийся специалистом в области вооружений.

— Ваша торопливость в области ограничения стратегического оружия, — сказал он, — вызвана тем, что вы боитесь отстать в его модернизации и хотите сдержать развитие нашего потенциала, чтобы под покровом секретности добиться собственных преимуществ и вырваться вперед.

— Не согласен, — возразил я, — ведь мы сумели догнать США и достичь примерного паритета по общему числу ракет и бомбардировщиков в условиях, когда ваша сторона всё это видела сквозь завесу нашей секретности. Если бы не этот паритет, ваше правительство никогда не пошло бы на переговоры, закончившиеся Договором ОСВ-1. Но Вы же прекрасно знаете, что сейчас речь идёт об ограничении качественно новых систем – ракет с несколькими боеголовками. Мы не строим свою политику на обмане и действительно хотим остановить гонку стратегических вооружений, потому что их уже слишком много, число боеголовок продолжает расти, теряет всякий смысл с чисто военной точки зрения и становится просто опасным, повышая вероятность случайного ядерного конфликта.

После дискуссии Файн подошел ко мне и протянул свою визитную карточку. Она гласила, что он является директором центра стратегических исследований в Вашингтоне.

— Заходите к нам, — сказал он, — поговорим поподробнее. Но запомните мои слова: наши военные не доверяют вашим мотивам.

— Если так, — заметил я, — то разрядка невозможна.

— Думаю, это так, — заключил Файн. И скоро нашим лидерам придется это признать.

Заглянув дома в биографический справочник, я обнаружил, что в недавнем прошлом мой собеседник занимал высокий пост в одном из учреждений, близких к ЦРУ. Желание продолжать с ним общение отпало.

Через несколько дней мне позвонили от Дэвида Рокфеллера и сообщили, что он хотел бы со мной встретиться. То ли он прослышал о моем жестком выступлении в Совете по международным отношениям, то ли у него были иные соображения, но он просил меня зайти в определённый день и час в его офис на 86-м этаже Рокфеллеровского центра на Пятой авеню.