Я впервые имел дело с человеком, который прошёл школу руководства Пентагона, и меня удивляло, что в недрах этого учреждения могли вырастать люди, которые были совершенно искренними противниками гонки вооружений и принципиальными противниками использования военной силы в достижении внешнеполитических результатов. В нашем традиционном марксистском представлении министерством обороны крупнейшей империалистической державы могли заправлять исключительно представители военно-промышленного комплекса, придерживающиеся агрессивных, ястребиных убеждений. Сайрус Вэнс ломал этот сложившийся стереотип.
На одной из наших встреч он высказался крайне негативно о наращивании военных расходов.
— Вы знаете, существует «двухсполовинное правило Вэнса». Оно гласит, что любой военный проект займёт больше чем вдвое запланированного времени и будет стоить больше чем вдвое дороже, причем эффект от него всегда будет вдвое меньше желаемого. Такова реальная практика в военном ведомстве, где я работал. Проекты новых вооружений, предлагаемые фирмами и генералами, как я убедился, обладают именно такими свойствами. Это вытекает из конкуренции за военные контракты. Думаю, что в русском «Пентагоне» тоже нечто подобное.
— У нас это называется по-другому, — заметил я, — на оборону денег не жалеть. И хотя у нас нет конкуренции в военной сфере, результат одинаковый.
— Именно поэтому, — продолжал Вэнс, — столь многие в Пентагоне и в военных компаниях были мною недовольны.
Я подумал, что эти качества Вэнса помешают ему при назначении на пост государственного секретаря, но вслух сказал только:
— Сломать такую систему, должно быть, очень трудно.
— Полностью её сломать невозможно, — согласился Вэнс. — Но стараться надо, иначе на государство всеобщего благоденствия не хватит никаких денег. А ведь оно в конечном счете наша главная цель.
Вэнс вспоминал о том, как после работы в Пентагоне его направили помогать Гарриману на начавшихся в Париже секретных переговорах о перемирии с представителями Северного Вьетнама (они завершились только в начале 1972 года уже под руководством Киссинджера).
— Переговоры шли трудно. Наши противники были очень упрямы. Казалось, переубедить их невозможно. Аверелл часто терял терпение и рекомендовал давить военной силой. Но это не давало нужных результатов. Я же придерживался другой линии: надо внимательно слушать противоположную сторону и искать ту точку, за которой им становится невыгодно продолжать не соглашаться с вами. Поймав эту точку, надо немедленно фиксировать результат и потом решать, продолжать ли переговоры и когда. Не знаю, следовал ли Киссинджер этому правилу, но после нас он потратил еще три года.
— Кажется, результат был не очень удачный, — сказал я. – Вьетнамцы в конце концов обхитрили Генри.
Вэнс счёл за благо промолчать.
В последний раз мы встречались с ним в ноябре 1976 года вскоре после победы Картера на выборах, когда со дня на день ждали первых назначений на высокие посты: госсекретаря, министра обороны, министра финансов. Я спросил, можно ли его поздравить? Он сказал, что пока не знает. После ланча мы проходили мимо газетных киосков, и Вэнс каждый раз косил глазами на аншлаги первых полос свежих выпусков. Наконец, он увидел то, чего с нетерпением и волнением ждал: избранный президент Джимми Картер только что объявил о намерении назначить своим государственным секретарем Сайруса Вэнса. Я пожал ему руку, и мы расстались. Нового министра иностранных дел США я больше не мог беспокоить – его официальным и одновременно негласным каналом связи становился посол А.Ф. Добрынин.
Анатолий Федорович чрезвычайно ревниво относился к неформальным контактам, которые, как он считал, шли в обход него, как посла. Как-то в Нью-Йорке он спросил у нашего резидента в Представительстве СССР при ООН Бориса Соломатина, знает ли он о моих встречах с Гарриманом. Это было чем-то вроде доноса. Но резидент ответил кратко и внятно: «Знаю», на чем доносная цепочка и прервалась. Но резидент тут же рассказал мне об этом эпизоде и предупредил: «Будь с ним осторожнее».
Не знаю, какое в Москве тогда сложилось представление о будущем госсекретаре США. Вполне возможно, что мои реляции на эту тему сочли чрезмерно сентиментальными и не были поняты. Судя по некоторым признакам, там предпочли бы по-прежнему иметь дело с Киссинджером, которого там уже знали как облупленного. К тому же смена власти означала определённую потерю времени, т.к. новые руководители не были простыми продолжателями старого политического курса, а должны были выработать собственную линию, на что могло уйти несколько месяцев.
ВЭНС И БЖЕЗИНСКИЙ