Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня

Когда перед народами, у которых, кстати говоря, в силу иммиграционных причин (страны Запада сегодня), конечно, по-разному проходят вышеотмеченные процессы, но тенденции абсолютно схожи, встают экзистенциальные вопросы выживания, сохранения их как некой социальной и биологической массы, – то чуть ли не единственной материей, скрепляющей то или иное народонаселение, выступает та часть общества, какая изначально обозначается как маргинальная: носители националистических, расистских по существу взглядов, ксенофобов, антисемитов, и вот теперь, русофобов. Именно они сейчас и выступают в качестве остаточного «цемента» для западных культур и народов, и поэтому, инстинктивно, власти этих стран, понимая остроту проблем выживания государства в целом, в известной мере не слишком стараются элиминировать эти «инклюзивные» (и агрессивные) слои своих обществ.

Культурно и цивилизационно, это, разумеется, не выход. Крайности расистского и националистического толка рано или поздно приводят к широкому распространения насилия в самых разных формах по отношению уже не к «чужакам», а, в том числе, к собственному населению, какое недостаточно адекватно реагирует на лозунги нацизма или крайнего национализма. Культурологически – это также архаика, но проявленная сегодня несколько в окультуренном виде, с другой стороны, в той части сохранившейся общепсихологической платформы агрессивной природы человека, стремящегося оградить свою территорию, свое жилище, своих самок и детей от посягательства иных племен и соперников. Эта архаичность может сочетаться, что особенно убийственно, с самыми высокими технологиями в виде биологического, генетического, психотропного и иных видов оружия для преследования своих целей разными группами людей. Это также тупик развития цивилизации, и Запад, как ни странно, опять возглавляет это движение.

Пройдя период интенсивной историко-культурной и – главное – психолого-идентификационной рефлексии по поводу своей прошлой истории, а также – и это очень существенно – в связи с последними тремя десятилетиями встраивания в общий, западно-ориентированный, мировой порядок, Россия может остановить свой цивилизационный распад, наблюдаемый нами сегодня. Он очевиден сегодня по той простой причине, что она пока включена в главный тренд развития мировой (западной) системы (цивилизации), в которой основными началами продолжают быть крайний индивидуализм, эгоизм человека, исчезновение милосердия, чувств справедливости, общего социального братства, моральных и духовных ценностей, как бы скептически к ним ни относясь в эпоху умершего, но продолжающего гнить, постмодернизма.

Поэтому-то и вспомнился великий Петр, который с остервенением и страстью прорубил «окно» в Европу, понимая, что для создания российской империи необходимы технологические достижения Запада, преодоление архаичности и неповоротливости древнерусского общества, смена культурных и социальных стереотипов, серьезная корректировка ментальности русского человека. Ему это удалось, его подвиг ни с чем не сравним в русской истории, но ему же пришлось уже первым в глобальном смысле отбивать накат Запада в лице шведов на расширяющуюся и укрепляющуюся Россию. Какие он делал выводы из этого, уже трудно однозначно ответить, но очевидно одно, что такое «сближение» с Европой, помимо грандиозного приза в виде учреждения русской империи, ее утверждения на севере и частично на юге европейского континента, стоило немало жизней русскому народу. Не случайно же Петр заслужил прозвище «Антихриста» в народной среде, да и то, если вспомнить, с каким остервенением лично Петр рубил головы восставшим стрельцам, своими руками казнив несколько десятков возмутителей спокойствия, да так, что топор затупился, то вопросов остается немало.

Так что ссылка на Петра носит больше риторический и эмоциональный характер. Его историческая экстенсивность в развитии России была жизненно необходима стране, но духовная сосредоточенность народа и страны на чем-то ином, чем географическое развитие государства, подчас выступает не менее важной задачей, чем приращение территориями и покоренными племенами. Но это не пример Петра. Пушкин гениально его охарактеризовал кратким выражением, сказав, что он «один есть целая всемирная история». (Пришло в голову, что самое оптимальное соединение русского и западного мы обнаруживаем в истории России, когда на ее престоле разместилась немецкая принцесса, ставшая в итоге Екатериной Великой. То-то было удивительным гармоничное сочетание русской удали и бесшабашности с домовитостью и государственным умом немки на русском троне. Она была принята русскими людьми, она стала русской по духу, в отличие от другой немецкой принцессы, будущей жены Николая II, сыгравшей по-своему роковую роль в событиях русской истории начала XX века).