Страсти по Веласкесу

– А к кому же еще? – изумилась она. – На площадке всего-то две квартиры: ваша да моя. Если не ко мне, значит, к вам.

– Да, конечно, – пробормотала я и торопливо шагнула через порог.

Оказавшись в квартире, первое, что я сделала, это уселась на стул рядом с входной дверью и пересчитала деньги. Сумма для аванса оказалась впечатляющей. Десять тысяч долларов!

«И как теперь быть? – тоскливо подумала я. – Если не собираюсь искать картину, значит, нужно немедленно вернуть деньги. А каким образом? Мне же ничего не известно об этом таинственном заказчике».

Я неуверенно посмотрела на доллары.

«А может, заняться? Все равно на ближайшее время нет никаких планов…»

Деньги всегда оказывали на меня магическое действие, поэтому неудивительно, что я невольно начинала просчитывать, что можно предпринять в этой ситуации. Процесс настолько увлек, что я не сразу сообразила, над чем ломаю голову. Очнувшись, я отругала себя, но какая-то часть меня осталась равнодушной к этой отповеди.

Посидев еще немного, я решительно встала и направилась в спальню. Заперев деньги вместе с запиской в сейф, сурово сказала самой себе:

– Вот так! Пускай полежат. Когда заказчику надоест ждать, и он даст о себе знать, тогда и сообщу ему, что этим делом я заниматься отказываюсь и деньги возвращаю.

На душе сразу полегчало, и я, довольная, что сумела найти выход, отправилась на кухню. Налив себе огромную чашку кофе, я вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, затихла. Всю противоположную стену занимали стеллажи, и взгляд невольно заскользил по разноцветным корешкам. Некоторое время я предавалась этому занятию бездумно, но потом вдруг поймала себя на мысли, что уже добрых пять минут сверлю взглядом полку с альбомами репродукций. Рассердившись на собственную бесхребетность, я сердито фыркнула и отвернулась к окну. Но то ли пейзаж не особо впечатлял, то ли характер у меня действительно жидковат, только неожиданно для себя я вдруг отставила чашку в сторону и рванула к книгам.

Долго искать не пришлось. Библиотека у меня содержится в образцовом порядке, и поэтому глянцевая монография со строгой надписью «Диего Веласкес» нашлась сразу.

Стыдясь собственной слабости, я вернулась на диван и, прихлебывая кофе, углубилась в чтение. Сначала шла биография художника. Диего Родригес де Сильва Веласкес родился в Севилье в 1599 году. Отец – Хуан Родригес де Сильва, мать – Херонима Веласкес, оба принадлежали к небогатому дворянству… но о создании картины «Христос в терновом венце» в ней не было ни слова.

Вторая часть книги включала в себя репродукции, сопровождавшиеся подробным изложением истории создания каждой картины. В общей сложности было приведено двадцать восемь работ Веласкеса, но нужной среди них не оказалось. Из всего, чем я располагала, под название «Христос в терновом венце» подходила только картина «Распятие», изображавшая висящего на кресте Спасителя. На голове у него действительно имелся терновый венец, но рядом с репродукцией было дано четкое указание местонахождения картины: Мадрид, Прадо. И это короткое примечание сводило на нет все попытки рассматривать «Распятие» в качестве искомого полотна. И дело здесь было вовсе не в том, что название было другим, и экспонировался этот шедевр в одном из самых знаменитых музеев мира. Этот факт как раз не имел ровно никакого значения, потому что в вихрях войн и революций с произведениями искусства случалось всякое. Одни бесследно исчезали навсегда, другие через какое-то время возникали из небытия под иными названиями, третьи перекочевывали за границу и там становились украшением чьих-то коллекций. Проблема заключалась в моем анонимном заказчике. Если он был серьезно настроен найти эту картину, а именно так оно, по всей видимости, и было, раз очень весомый аванс за ее поиски был вложен без раздумий, значит, не мог не знать, что «Распятие» хранится в Прадо. И если, несмотря на это, он обратился ко мне, значит, «Христос в терновом венце» был абсолютно другой картиной.

Я подложила под спину подушку, устроилась поудобнее и попробовала порассуждать логически: «Что же это за картина, если ее не включили в альбом?.. Почему? Может, потому, что хоть она и дорога моему заказчику, но сама по себе не является шедевром?»

Нелепость такого предположения была настолько явной, что я невольно фыркнула: «Ага, как же! Да любой клочок с самым небрежным его наброском представляет сегодня огромную ценность. Ведь речь идет о Веласкесе! Никому не известная картина великого мастера? Тоже бред! Раз дается точное указание, кисти какого художника принадлежит полотно, значит, история создания картины абсолютна прозрачна, и в ней нет никакой тайны. Но что тогда?»

Я нервно заерзала, стараясь отогнать неизбежно напрашивающуюся мысль: «А может, такой картины вообще не существует? Может, она – всего лишь предлог, позволяющий втянуть меня в чью-то непонятную игру?»