– Дался вам дед! Я не о том совсем. С картиной ведь могло все, что угодно, случиться. Украли. Дети нечаянно попортили. Супруг ее, Юрий Всеволодович, позарился и решил себе оставить. В общем, не могла Кора сказать законной владелице правду, вот от неожиданности и ляпнула первое, что в голову пришло.
– Придумываешь ты все…
– Нет! Вы послушайте! Она же прощение пришла вымаливать, значит, искренне верила в силу проклятия и боялась его. Неужели в такой ситуации она стала бы лукавить?
– Легко! Отпущение грехов выпросить она, конечно, хотела, но и картину отдавать ей было жалко.
– Думаешь?
– Уверена!
Новость оптимизма не прибавила. Если Роза права, и «Христос» действительно остался у Коры, то где ее теперь искать, эту Кору? Она собиралась уехать, спрятаться в глубинке. Сильно болела. Может, ее и в живых уже давно нет.
– Адрес ее вы случайно не знаете? – повернулась я к Розе.
– Московский?!
Я вздрогнула:
– А что, был и другой?
– Ну, так… письмо-то мы из области получили.
– Какое письмо?
– От дочки ее.
Роза позвонила только на третий день.
– Аня, это я. Извини, что так затянула, но все выбраться никак не могла. Дома дел было полно. Стирка срочная… На моем охламоне одежда просто горит. Ему на сборы ехать, а у него, оказывается, ни штанов, ни куртки чистой. Не пацан, а сплошное горе. Обед опять же нужно было готовить. А в Куркино отправишься – день потеряешь. Это же другой край Москвы…
Розины оправдания я принимала. Хотя своей семьи у меня нет, но понаслышке я знала, что женщине, обремененной семьей, приходится очень и очень несладко. Розу было жаль, но не меньше я жалела и себя. Три дня ожидания обернулись для меня сплошным кошмаром. Я ничем не могла только заняться, все валилось из рук, и, о чем бы ни думала, мысли все равно возвращались к письму. Тогда, возле машины, услышав про него, не хлопнулась на асфальт только потому, что мертвой хваткой вцепилась в Розу.
Я теребила ее за кофту и требовала объяснить, почему она раньше молчала.
– Так я же не думала, что тебе это интересно! – смущенно оправдывалась она.
– И не нужно было ничего думать! Знали же, что меня все, связанное с этой картиной, интересует? Знали? – возмущалась я.
– Ну…
– Вот и нужно было рассказывать все, что известно!
К сожалению, знала Роза совсем немного, и все исключительно со слов своей матери. Та при получении письма не присутствовала лично, но помнила, как ее собственная мать рассказывала об этом. Розу, по молодости лет, бабкина история с письмом не заинтересовала, и она рассказ матери пропустила мимо ушей. А теперь, по прошествии стольких лет, и вовсе ничего не помнила.
– Ну как можно быть такой легкомысленной? Как мы теперь узнаем, что в нем было написано? – простонала я.
– Так у матери нужно спросить, – удивилась Роза.
– А разве она до сих пор жива? – растерялась я.
Роза обиженно насупилась:
– Конечно. С чего бы это ей помирать? Она еще вполне крепкая и на здоровье не жалуется. С братом моим живет.
Как оказалось, семья младшего брата Розы жила в новостройке, телефона у них не было, а ехать туда немедленно Роза наотрез отказалась.
– Явимся как снег на голову, перепугаем мать до смерти, – объяснила она.
После нудных препирательств мы наконец договорились, что на следующий день Роза сама навестит мать, посидит с ней, поболтает и попробует аккуратненько спросить про письмо.
И вот теперь Розин голос радостно вибрировал в трубке:
– Действительно, было такое письмо. Я ничего не перепутала.
– Отлично. Что она рассказала?
– Мать сама передала все в руки барыне. Та прочитала, сказала, что оно от дочери Коры, касается картины, и просила ничего не говорить Софье Августовне.
– И это все?
– Ну да! Ты же просила узнать, было ли такое письмо и точно ли от Коры. Я все узнала.
От огорчения я застонала.
– Да что ты так? – всполошилась Роза. – Если тебе этого мало, приезжай к матери сама и все расспроси.
– А можно?
– А чего ж? Брат с женой на работе, мать одна. Я ей про тебя рассказывала. Посидите, чай попьете. И ей развлечение, и тебе польза. Пиши адрес.
Я торопливо схватилась за карандаш.
Глядя на крохотную, похожую на колобок старушку, я не могла поверить, что это она сподобилась родить такую гренадершу, как Роза.
– Для меня важно все, что связано с этой картиной, – сообщила я и с надеждой воззрилась на хозяйку.
– Так ведь я ничего особенного и не знаю, – улыбнулась та в ответ.
– А вы расскажите, что знаете. Каждая мелочь может оказаться важной, – продолжала мягко настаивать я.
– Ну, если так… – неуверенно протянула старушка.
Сложив перед собой на коленях маленькие, почти детские руки, она начала свой рассказ: