Страсти по Высоцкому

Как сказал мне один из близких к Владимиру Семеновичу людей Николай Ашуевич Тамразов: «Имя Высоцкого окружено сегодня мерзостью! Почитайте книги о нем — прямо библиографические вестники! Ни одного живого места! Все содрано из сомнительных источников, переврано, скомпилировано». И дальше:

«Когда в зрительном зале Театра на Таганке было триста мест, там находилось место всем его друзьям. Свора, которая окружает эту известную всему народу фамилию, делает праздники уже в Кремлевском Дворце съездов, где пять тысяч мест. И там не находится места ни Тамразову, ни Гольд-ману, ни Лотову, которые были когда-то рядом с Володей. Имя Высоцкого окружено сегодня мерзостью и «бабками». У меня лежат бумаги, написанные Володиной рукой. И которые хотелось отнести в его музей. Теперь уже не понесу! Порву и выкину! Примазываться к славе Высоцкого не стану.

У каждого нормального человека свой Высоцкий! Но святость-то вся давно прошла…»

Всеволод Абдулов «СЕРДЦЕ ВЫСОЦКОГО НАВСЕГДА ОСТАЛОСЬ С МАРИНОЙ ВЛАДИ»

Мы познакомились с Абдуловым случайно и как-то сразу заговорили друг с другом на одном языке. Незаметно перешли на «ты». Потом я не раз приходил к Севе в гости в его полухолостяцкую квартиру в Глинищевском переулке Москвы. Время там будто остановилось: старая потертая мебель, паркет, забывший, когда его в последний раз натирали, невзрачные афиши двадцатилетней давности, запах кошачьей мочи. Жалость и полная безнадега поселились в этом убогом жилище много лет назад.

Разговор с Абдуловым, записанный мной на диктофон-ную пленку, получился коротким. Не уверен, что следует говорить об этом с сожалением. Время показало, что мы оба оказались в этой ситуации правы — сказано то, что сказано. Главное, ничего не переврано, добрые отношения сохранены. И это по-хорошему проявилось в дальнейших наших отношениях. Хотя, признаюсь, при первых наших встречах я искренне провоцировал Севу на откровенные разговоры о Высоцком. Но он, будто верный Санчо Панса, хранил тайны многолетней дружбы со своим «сеньором» — кумиром целого поколения. И никогда не «торговал» воспоминаниями. Сам Всеволод к тому времени уже давно не был в порядке: сказывалось пристрастие к спиртному, отсутствие работы, неустроенная личная жизнь. Не слишком большая доверчивость к любому человеку, проникающему в его устоявшееся житье-бытье, странным образом уравновешивалась у него с врожденной деликатностью. Казавшейся мне тогда почему-то трусостью.

Непростые отношения с супругой и дочерью безрадостно отпечатались на жизни этого, в общем-то, еще не старого мужчины. Единственной женщиной, до конца остававшейся рядом, была Оленька Свиридова — гражданская жена, верная помощница.

Но что может быть страшнее забвения для человека актерской профессии? Ведь за плечами остались долгие годы работы во МХАТе, записи на радио, телевидении, съемки в фильмах. Хотя звездных ролей, следует это откровенно признать, Абдулов так и не сыграл. Но самой главной трагедией Севы стал уход из жизни лучшего друга — Владимира Высоцкого. Нить судьбы оборвалась тогда и для него самого.

…Как-то мы засиделись на кухне. Сева предложил выпить. Достал из холодильника запотевшую бутылку водки. Сам наварил пельменей — свою, кстати, каждодневную еду. Причем сделал это с какой-то внутренней страстью, удовольствием. И начал рассказывать под включенный диктофон. Стало еще печальней. Разговор явно не клеился. Все мои вопросы безвозвратно таяли в опустевшем пространстве Севиной души.

В соседней комнате под стеклом прикроватного столика больше двадцати лет лежала пожелтевшая от времени записка: «Севочка! Я, Клянусь! Никогда больше не пить! Ты — самый надежный друг на свете! Я не знал, что друзья могут быть так нужны!».

Абдулов бережно взял ее в дрожащие руки, протянул мне и заплакал.

В конце жизни, может, даже не сознавая, что это уже ВСЕ, Абдулову было почти неинтересно знать, что делается вокруг. Он уходил не мучительно. Скорее, отрешенно. Потому что впереди у него уже ничего не могло произойти.

После того давнего разговора в памяти почему-то застряла одна-единственная фраза из Севиных уст, произнесенная им в подпитии: «Старик, запомни на всю оставшуюся жизнь — кто бы что ни говорил о каких бы то ни было женщинах вокруг Володи, пусть самых-самых распрекрасных, сердце Высоцкого навсегда осталось с Мариной…»

— С Высоцким мы познакомились 40 лет назад. Я поступал тогда в театральный институт (школа-студия МХАТ. — Авт.) и как-то увидел на сцене замечательного актера. Это был Володя Высоцкий. Нас разделяла пропасть. Он был тогда уже выпускником, практически актером Театра имени Пушкина. А я только мечтал поступить.

Володя неожиданно заинтересовался мной на экзамене. Выскочил сразу после моего чтения. Стал что-то говорить, учить, подправлять. Потом мы 20 лет были вместе. Практически не расставались.

— Высоцкий приходит к тебе во сне?