Страсти (Роксолана, Книга 2)

В этом романе два противоположных полюса - Роксолана и Сулейман. Как они представляются автору? Если снять с них все наслоения, все социальные оболочки, они предстают перед автором просто людьми, но людьми неодинаковыми, потому что над Роксоланой тяготеет археология знания: "Что я могу знать?", а Сулейман пребывает под гнетом генеалогии власти: "На что я могу надеяться?" Только третий вопрос из известной кантианской триады объединяет их: "Что я должен делать?" Но и здесь их пути расходятся: Роксолана следует велению разума, Сулейман - силы.

Все наше достоинство и наше спасение - в мысли, в разуме. Только мысль, разум возвышают нас, а не пространство и время, которых нам никогда не удастся ни одолеть, ни заполнить. В этом отношении Роксолана стоит выше Сулеймана, который состязался с пространством и временем, тогда как она состязалась только со своими страданиями и единственным оружием для этого у нее были мысль, разум!

А как говорил Паскаль, следует преклоняться и перед теми, кто ищет истину, даже вздыхая.

Шестнадцатое столетие для нас - это Сикстинская капелла Микеланджело и "Мона Лиза" Леонардо да Винчи, Реформация и Крестьянская война в Германии и "Утопия" Томаса Мора, великие географические открытия и бесчисленное множество технических изобретений, знаменовавших приход эры прогресса. Однако нельзя забывать, что автора "Утопии" английский король Генрих VIII казнил за то, что тот стал препятствием в его очередной женитьбе, немецкая Реформация закончилась тем, что Лютер предал простой люд, отступив от него в решительную минуту, а рядом с могучими, полными жизни творениями Микеланджело, Леонардо, Тициана и Дюрера тогда же появились мрачные видения Иеронима Босха, которые смогли растревожить даже черствую душу Филиппа Испанского, а Брейгель Старший, или Мужицкий, в своих удивительных картинах откровенно издевался над бессмысленной суетой окружающей жизни, высмеивал ничтожную мелочность, но даже этому уходящему корнями в простую жизнь фламандцу становилось жутко в те жестокие времена безысходности и безнадежности, и тогда он писал такие картины, как "Слепые", где в нескольких фигурах, охваченных отчаянием, изображено словно бы все человечество, которое вслепую мчится, спотыкаясь, неизвестно куда и зачем.

Когда мы сегодня говорим, что XVI столетие было столетием титанов, то вынуждены признать, что титанизм этот проявлялся, к сожалению, не только в свершениях полезных и плодотворных, но и в преступных. Шекспиру, который своим гением призван был завершить эпоху Возрождения, не нужно было выдумывать ни кровавых королей, ни королев, которые не могли отмыть рук от человеческой крови, - для этого достаточно было оглянуться вокруг. Скажем, прототипом леди Макбет могла стать любая из тогдашних королев Англии или Шотландии - Елизавета, Мария Тюдор или Мария Стюарт.

Современники, привыкшие к жестокости и коварству властелинов, становились слишком легковерными, когда речь шла о преступлениях и убийствах. Не имея точных свидетельств, не надеясь на установление истины, иностранные послы, путешественники, летописцы, полемисты лихорадочно хватались за любые слухи, становились жертвами малозначительных и не очень достоверных пересудов. Так из неопределенности, таинственности, сплетен и поклепов, которыми очень плотно была окружена фигура Роксоланы во время ее жизни, уже для современников, в особенности же для потомков, эта женщина предстала не только всемогущей, мудрой и необычной в своей судьбе, но и преступной, этакой леди Макбет с Украины. Этому способствовали непроверенные, а порой и просто выдуманные донесения из Царьграда венецианских послов Наваджеро и Тревизано, письма австрийского посла Бусбега, сообщения французского посла в Венеции де Сельва, лишенная какого бы то ни было научного значения компиляция бургундца Николая Моффанского, изданная во Франкфурте-на-Майне в 1584 году, и иллюстрированный труд Буасарда "Жизнь и портреты турецких султанов" (Франкфурт-на-Майне, 1596).

Мы не удивляемся османским историкам Али-Челеби (XVI ст.), Печеви и Солак-заде (XVII ст.), которые свободно и пространно пересказывают непроверенные слухи о коварстве Роксоланы, потому что не в традициях мусульманских компиляторов было доискиваться истины тогда, когда речь шла о женщине, да еще и чужестранке. Известно же, что когда складывается какая-нибудь традиция, ломать ее уже никто не хочет. Уже в 1979 году в Стамбуле вышла книга Зейнеп Дурукан "Гарем дворца Топкапы", где автор снова рисует Роксолану-Хуррем как женщину коварную и жестокую, хотя, правда, и пытается объяснить эту жестокость стремлением спасти себя и своих детей.

Европейские писатели не отошли от этого устаревшего взгляда на Роксолану, и еще польский поэт Самуэль Твардовский (1595 - 1661) в своей поэме "Великое посольство" повторил все обвинения против Роксоланы, а ведь мог бы опровергнуть хотя бы некоторые из них, воспользовавшись своим пребыванием в Стамбуле.