Страсти у вулкана

Но есть такие люди, для которых эти радости находятся где-то очень далеко, за гранью существования. Эти люди идут совсем другой дорогой, и они сами выбрали этот путь, и им даже некому пожаловаться, потому что обратной дороги у них тоже нет.

И Марк Роснан был из таких людей.

— Он слишком погружен в себя, — сказала мне моя сестра Мина, — все ответы на вопросы он находит внутри себя, и больше ему никто не нужен.

— Он живой человек, — сказала я, — а еще ни один человек не смог прожить жизнь без других людей.

— Но Марк Роснан живет на небесах. Как только он спустится на землю, окружающие потеряют к нему интерес.

— Марк Роснан никогда не станет обыкновенным человеком.

— У всех писателей бывают творческие кризисы.

— Не в этом дело. Марк Роснан и без своей прозы — очень интересная личность.

— Без своей прозы он ничего не будет стоить. Марк Роснан интересен только тем, что он писатель.

— Это не так. Марк Роснан всегда будет интересным человеком, даже если он, как ты говоришь, спустится на землю.

— Время покажет, — сказала Мина.

И мы стали ждать, когда Марк Роснан перестанет быть для меня идеалом. А пока я ничего не могла ей доказать.

Этот человек даже не подозревал о том, что я тоже существую в этом мире, живу в том же городе и каждое утро тоже вижу эти горы. Я не жила в доме напротив него, он не желал мне каждый день доброго утра, мои почтовые ящики не падали ему на голову, и у меня не было никакого шанса на его внимание к моей персоне.

Даниэль же, наоборот, жилось легко и весело. Ее дом был напротив дома Марка Роснана, его окна смотрели на ее палисадник, и она могла спокойно вести свою тонкую игру. Игру достаточно тонкую и продуманную для взрослеющей шестнадцатилетней девушки, которая уже точно знала, что ей в этой жизни нужно.

А нужен ей был только один человек. И этим человеком был Марк Роснан.

Каждый раз Даниэль придумывала что-то новое. То она училась курить на скамейке перед своим домом в пять часов утра, и Марк Роснан, которого писательский долг призывал рано просыпаться, не выдерживал такого безобразия. То она заезжала в цветник на машине своей матери и наглухо там застревала, и ее машину надо было вытягивать оттуда, только привязав к машине Марка Роснана.

Словом, за окном Марка Роснана однажды стала кипеть жизнь, которую он раньше не очень замечал за своими бесконечными фантазиями, размышлениями и рукописями. И эта жизнь, как ни странно, оказалась не такой уж пустой и неинтересной.

Марк Роснан теперь частенько отвлекался от своих рукописей и думал вовсе не о том, о чем привык думать.

— Этот человек никогда не будет с тобой, — сказала Даниэль ее мать.

— Это почему? — сказала Даниэль.

— Он уже нашел свое призвание, и он точно знает, что ему нельзя ни к кому привязываться. Как только писатель к кому-то привязывается, он начинает писать историю своей личной жизни. Марк Роснан пишет такие интересные книги только потому, что у него в жизни нет таких историй.

Даниэль задумалась.

— Но у других писателей полно в жизни всяких историй, — сказала Даниэль.

— У всех по-разному. У Марка Роснана все истории — внутри него.

Даниэль с удивлением посмотрела на мать. Оказывается, взрослые иногда что-то в жизни тоже понимали.

Даниэль надолго задумалась.

— Но я уже потихоньку становлюсь его историей, — сказала она.

Джен недоверчиво покачала головой.

— Дальше отмеченной им черты он не пойдет, — сказала она.

— Но почему?

— Он умный человек, он не позволит, чтобы им управляли помимо его желания.

— Он ничего не заметит, — улыбнулась Даниэль, — а когда заметит, будет уже слишком поздно. Я уже буду его историей.

— Этот человек гораздо старше тебя, неужели ты думаешь, что он совсем ничего не замечает?

— Нет, — сказала Даниэль, — я больше чем уверена, что он уже давно заметил, что я не могу без него жить.

Джен улыбнулась.

— Но любовь это категорически безответное чувство, — сказала она. — Любовь это как вирус, это твоя собственная болезнь и твои собственные проблемы, и никому до них нет абсолютно никакого дела.

— У меня впереди еще много времени, и мне некуда спешить, — сказала Даниэль. — Я подожду, когда он заразится.

Джен покачала головой. Упрямством дочери она по праву могла бы гордиться.

— Всех остальных людей, которые пытаются пробраться в его жизнь, интересует только внешняя сторона его жизни, — сказала Даниэль, — я же буду с ним даже тогда, когда он перестанет писать.

— Запомни две вещи. Первая. Писатель, это стихия, которой невозможно управлять. Вторая. Марк Роснан никогда не перестанет писать.

Даниэль надолго задумалась. Представить, что Марк Роснан перестал писать, было трудно для любого человека, знакомого с творчеством Марка Роснана. Каждый, кто читал его романы, прекрасно видел, что Марк Роснан не мог без своего творчества ни дышать, ни жить.

И Даниэль стала думать, что делать дальше и что такое придумать, чтобы стать историей этого человека.