Страсти ума, или Жизнь Фрейда

– В таком случае ты можешь задержаться там так долго, как нужно. Я буду посылать тебе деньги на расходы каждый месяц, чтобы ты была независима.

Паули поцеловала его.

– И ты скажешь маме и папе, не так ли?

– Скажу. Но не сразу. Я потихоньку их подготовлю, пока ты там. Таким образом, ты сможешь вернуться, если пожелаешь, а если выйдешь замуж, тогда станет ясно, что ты будешь жить там.

Вскоре в его распоряжении оказались описания сотни случаев невроза обеспокоенности, Собранные воедино и документированные. Не все случаи были четко выраженными; иногда пациент являлся с жалобами на десятки недомоганий, не имевших видимых связей с сексуальными проблемами. Зигмунд добросовестно их записывал, даже если они вроде бы подрывали его гипотезу. Его поставил в тупик сорокадвухлетний мужчина, имевший трех детей в возрасте семнадцати, шестнадцати и тринадцати лет. Этот мужчина в течение десяти лет прибегал к прерванному сношению и не испытывал неприятных последствий, но шесть лет назад, когда умирал его отец, с ним случился острый приступ тревоги, породивший представление, будто у него рак языка, больное сердце, агорафобия[11] и диспепсия. Пациент не переставая твердил:

– Когда умер мой отец, я вдруг понял, что теперь очередь за мной. Сейчас я только отец и больше не сын; скоро сыновья будут оплакивать меня. Я никогда не думал о смерти до кончины отца, теперь я постоянно думаю о ней.

– Каждый человек страшится смерти, – рассуждал Зигмунд, – с незапамятных времен она тревожила человека. Даже в нашем умудренном обществе страх перед смертью неизменно присутствует. Так что совершенно нормально, что вы страшитесь ее. Но ненормальны ваши страхи по поводу рака и болезни сердца, вот отзывы специалистов, к которым я вас направлял. Ваши язык и сердце в отличном состоянии. Осмотрев вас, могу сказать, что впереди у вас долгая жизнь. Вы знаете, что такое ипохондрия?…

Он не мог определить, приходят ли к нему больные в соответствии с каким–то циклом, или же он приобрел проницательность, позволяющую ему ставить более глубокие диагнозы и видеть у пациентов то, что ранее не распознавал, учитывать соображения, казавшиеся несколько месяцев назад несущественными. Подобно тому, как при раскопках возрождалась Троя, он получил способность выявлять происходившее ранее. Он выполнил предписание профессора Шарко стать «видящим». Ежедневно он принимал по восемь пациентов с неврозами. Поскольку каждому пациенту требовался час, а также время, чтобы они разошлись, не встречаясь друг с другом, ему пришлось отказаться от нескольких часов работы в Институте Кассовица и передать их доктору Оскару Рие и его свояку доктору Людвигу Розенштейну.

Новое открытие он назвал оборонительным нейропсихозом, определив его в своих записях как благоприобретенную истерию. При разборе имевшихся в его распоряжении случаев он обратил внимание, что такая «оборона» возникает, когда в сознании пациента происходит нечто несовместимое с его остальным «я». Названное им актом защиты заключалось в стремлении изгнать из памяти неприятные мысли. В целях самозащиты «я» объявляет такие мысли несуществующими или же превращает раздражающую мысль в слабую, которая уже не тревожит, ослабляя тем самым вредное воздействие раздражения, совокупность возбуждения или энергии, которыми нагружены эти мысли. В свете принципа постоянства эта нервная энергия, психическое возбуждение, отобранные от нежелательной мысли, прилагались в ином направлении, получали выход в иной концепции, по иному каналу.

Страдающие истерией, трансформируя свое возбуждение в соматический приступ, прибегают к процессу, который он назвал конверсией. У таких пациентов, мужчин и женщин, подавленные мысли не изгоняются, как рассказывали ему женщины–пациентки, а принимают иную форму: отбрасываемая мысль заменяется другой, совместимой с их «я». Таким образом возникает навязчивость, некая фобия. Такой вид защиты, не осознанный в своем становлении, дает возможность пациенту оплачивать свои долги, иногда с ростовщическим процентом. Пациент никоим образом не отдает себе отчета в том, что навязчивая мысль, или фобия, заменяет первоначальную неприятную ему мысль, которая уходит в подсознание и остается активной до тех пор, пока не рассеется или не истощится первоначальный травмирующий материал!

Как и в отношении случаев, связанных с обеспокоенностью, первоначальная подавленная и превратившаяся в навязчивую мысль идея была почти всегда сексуального происхождения; имевшиеся в его распоряжении случаи делали такое заключение неизбежным.