Сергей пробился сквозь внешнюю картину сновидения о волке и наконец дошел до скрытого элемента: во сне он вдруг открыл глаза и увидел волков, неподвижно сидящих за окном. Месяцы напряженных поисков дали ему ключ, почему волки были белыми: его родители были в белых рубахах во время увиденной им сцены. Но почему белые волки были неподвижными на дереве, тогда как его родители вели себя совсем по–другому в постели? Зигмунд объяснил, что сработал механизм защиты: Сергей превратил возбужденное движение родителей, противное и неприятное ему, в неподвижность волков, сидящих на дереве. В течение ряда лет он страдал депрессией, усиливавшейся во второй половине дня. Сергей смог назвать обычное время послеобеденного отдыха в их поместье в России в жаркий летний день – оно заканчивалось около пяти часов. Пик его депрессии наступал, когда его подсознание возбуждало эмоции, посеянные в уме полуторагодовалого ребенка сценой в спальне родителей.
Зигмунд получил примечательное свидетельство того, что болезнь пациента возникла по причине увиденного им случайно необычного сексуального акта.
К концу второго года пролился свет на причину другого навязчивого невроза Сергея. Достигнув половой зрелости, он был в состоянии полюбить какую–либо женщину, если видел ее стоящей на четвереньках. Заметив служанку, мывшую полы либо в поместье, либо в его собственном доме, он чувствовал возбуждение, с которым не мог совладать. Он влюблялся в нескольких девушек, увидев их в такой позе, и в такой же позе имел с ними половое сношение. Он пробовал нормальное положение, но это давало мало удовлетворения, и он отказался от него. Он не знал, почему его мучает такая одержимость; теперь он сам осознал мотивы и выложил их врачу.
В заметках, написанных в ходе лечения Сергея Петрова, Зигмунд говорил о нем как о «человеке, одержимом волком». Он намеревался описать и опубликовать этот случай навязчивого невроза. Нужно было доказать ошибку врачей–психологов, утверждавших, будто все неврозы появляются в результате конфликта между взрослыми. Ценность дела «человека, одержимого волком» заключалась в том, что после года интенсивной работы Сергей сумел сделать много собственных выводов, освободивших его от навязчивого невроза.
После того как Зигмунд сказал Марте о своем удовлетворении исходом дела, она спросила:
– Что случилось бы, если бы ты сумел убедить Сергея Петрова возвратиться в Мюнхен и предстать перед Крепелином излечившимся от меланхолии и фобии, которые тот объявил неизлечимыми? Признал ли бы он действенность твоей науки?
Зигмунд засмеялся и, обняв жену, шутливо сказал:
– Фантазия! Пусть я буду тем, кого обвиняют в выдумках и кто ловко их навязывает беззащитным пациентам!
3
Богатый источник сведений о подсознании содержится в книге «Воспоминания нервного пациента» Даниеля Поля Шребера, в прошлом судьи апелляционного суда в Германии. В октябре 1884 года, когда Шребер председательствовал в нижнем суде, у него произошел нервный срыв, главным симптомом которого стала ипохондрия. Опытная медицинская помощь, оказанная доктором Флешингом из Лейпцигской психиатрической клиники, где Шребер провел шесть месяцев, казалось, обеспечила его полное излечение. Признательность семьи Шребер доктору Флешингу была так вели–ка, что фрау Шребер повесила фотографию доктора в своей спальне.
Второй приступ произошел, когда Шребер был повышен в должности и переведен в высший суд, а фрау Шребер находилась четыре дня в отъезде. В это время Шребер пережил полосу фантазий, сопровождавшихся семяизвержениями каждую ночь. Его изнуряли сновидения о возобновлении нервного срыва; на рассвете, когда он еще спал, ему пришла в голову мысль; «В конце концов, наверное, приятно быть женщиной, совершающей совокупление».
Его направили в Лейпцигскую психиатрическую клинику, где его нервный криз стал настолько явным, что его перевели в приют Зонненштейна. Его мучила навязчивая мысль: он болен чумой, с его телом отвратительно обращаются, он мертв, и его тело разлагается. Он пытался утопиться в ванне и просил служителей дать «цианистый калий, ему предназначенный».