Читаем Страсти ума, или Жизнь Фрейда полностью

Зигмунд счел за самое мудрое не отвечать на письмо. Однако в ноябре получил личную записку от Эммы Юнг, любезную, но с сигналом тревоги.

«Боюсь, дорогой профессор, что Вы не одобряете или Вам не нравится то, что излагает мой муж во второй половине «Символов либидо». Смысл моей записки – предупредить Вас и просить вспомнить наш краткий разговор в Кюснахе: Карл должен идти собственным путем, но сохраняя дружбу с Вами».

Зигмунд показал письмо Эммы Марте.

– Хорошо, что Эмма написала мне, но я уже представляю направление, куда идет Карл. Следующим, на чем он станет настаивать, будет утверждение, будто эдипов комплекс и тяга к кровосмешению не активная часть подсознания, а символы, представляющие какие–то высшие идеи.

– Под «высшими» он подразумевает религиозные?

– Не в обычном смысле слова. Мистические идеи берут начало в других источниках.

Марта всматривалась в его лицо. Между бровями пролегли морщинки, свидетельствовавшие об озабоченности.

– Зиги, можете ли вы быть вместе при таких расхождениях?

– Да, хотя и нелегко. В течение многих лет он публично защищал меня, когда это было опасно и рискованно для него. Никто иной не заслужил в такой мере моей любви и благодарности.

Этот небольшой шторм не сбил их с курса. Карл Юнг, когда был полон желания, проявлял себя хорошим администратором, но он начал пренебрегать своими обязанностями президента общества: не желал тратить время на организационную работу, берег его для собственных исследований и монографий.

– Я не могу порицать его за это, – признался Зигмунд Марте во время одной из прогулок. – Это одна из причин, почему я сам не хочу занять пост президента. У Карла есть энергия, напористость, умение руководить людьми.

– Не думаешь ли ты, что пост президента теряет притягательность? – спросила она.

– Быть может. Но Карл также находится под сильным давлением: он хочет оставаться возле меня и в то же время желает отойти как можно дальше. Это также понятно: все официальные ведомства Швейцарии оказывают на него сильный нажим, чтобы он отказался от меня. В последних лекциях он старался не упоминать моего имени.

Франц Риклин уловил настрой Карла Юнга и начал пренебрегать обязанностями секретаря–казначея общества. Письма оставались без ответов, взносы не собирались, счета издателей не оплачивались. Зигмунд решил заменить его на очередном конгрессе в Мюнхене. Но кем заменить? Позволит ли Карл Юнг, чтобы отстранили его родственника?

Сообщения из Нью–Йорка, где Юнг читал свои лекции, вовсе не обнадеживали. Доктор Джеймс Патнэм специально приехал из Бостона послушать выступления Юнга. Он направил отчет в Вену через своего друга Эрнеста Джонса: Юнг говорил аудитории в университете Форд–гама, что, сохраняя веру в ценность психоанализа, он не уверен, что этиология невроза берет начало в детские годы. Психиатр должен учитывать условия окружающей среды, существовавшие непосредственно перед вспышкой невроза.

– Признаки Альфреда Адлера, – бросил Зигмунд Отто Ранку, смотревшему на него широко раскрытыми глазами. – Затем мы узнаем, что Юнг станет называть себя социальным психологом.

Когда Юнг вернулся из Америки, он написал Зигмунду: «Я сумел сделать психоанализ более приемлемым для Америки, обойдя сексуальные темы». Зигмунд сухо ответил: «Не нахожу в этом ничего разумного. Можно вообще забыть о природе человека, и тогда психоанализ станет еще более приемлемым».

Бродяга Эрнест Джонс, разъезжавший по миру больше, чем Зигмунд Фрейд и вся венская группа, прибыл в Вену с одним из своих очередных визитов к Фрейду. Зигмунд только что получил журнал, в котором Карл Юнг выразил неверие в существование детской сексуальности. Прочитав статью, Джонс удивленно воскликнул:

– Как это возможно? Совсем недавно он опубликовал исследование поведения собственного ребенка, описывая с максимальной четкостью стадии развития детской сексуальности.

Зигмунд грустно улыбнулся:

– Не только наши пациенты сомневаются в проницательности врача. Наши психоаналитические знания должны были бы наделить нас иммунитетом и способностью спокойно относиться к отступлениям.

– Аналитики могут заблуждаться, как и другие смертные.

– Да, Эрнест, и мы еще многое увидим, прежде чем доведем до логического конца наше дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары