Страсти Земные

Он всей задницей провалился в очко и продолжал держать в руках укороченный «калаш» с приставленным прикладом, их еще в милиции используют. Прицельно бил, гад. Далеко Мокрого не поволок, прислонил на улице к двери туалета. Воняло терпимо.

— Фиона, ты случайно не научилась память читать, как Лиона умела.

— Во-первых, не сама Лиона, а Богиня с неизвестным именем, которая решила спрятаться в её душе, да попала в плен. Человеческая душа — потемки, даже для богов. Во-вторых, я-то научилась снимать недавние воспоминания, но опять-таки через интерфейс — тебя. Слияния случиться не должно, но боюсь рисковать.

— Ты мне зубы не заговаривай, сможешь посмотреть его недавнюю память?

— Да. Но ты можешь сойти с ума. А можешь и не сойти. Рискнем? — усмехнулась стихия.

— Ну, уж нет! — я содрогнулся, — Ладно, так допрошу, по старинке. Синя, приводи его в чувство.

— Не торопись, торопыга, — снова усмехнулась Фиона, — помнишь, как Лиона внушением работала? Я также умею, устраивает? — она говорила быстро, но и это всем девочкам давалось тяжело им приходилось сильно замедляться для общения со мной вне астрала.

— Спрашиваешь! Буди, Синя, — меня это более чем устраивало!

Мокрого окутала синяя сеть и как только он очнулся, к нему протянулась тонкая фиолетовая нить. Взгляд мгновенно стал преданным.

— Рассказывай все, что случилось после нашей первой встречи, — скомандовал я ему и Мокрый, в миру Макрицкий Виталий Александрович, с радостью запел соловьем.

Мелкая холодная водная крошка ударила в лицо, пошел холодный, практически осенний дождь. Я не обратил на него внимания.

Краткое изложение рассказа Мокрого:

Очухались они быстро. Верес убедил воющего Толяна позвонить отцу. Седой примчался с телохранителями и врачом из травмпункта. При нем не ругался. Загрузили всех в джипы охраны и увезли к Седому домой. С заездом в больницу, где всех еще раз внимательно осмотрели и Толику загипсовали руку. Врач убедил Седого, что ничего страшного нет, класть в больницу никого не нужно, кроме разве что Анатолия, но тогда взбрыкнул Толян. Прилюдно наорал на отца и тот махнул рукой. Зато дома оторвался отец. Как он орал! Аж слюной брызгал. Самое мягкое слово было козлы, на сына добавлялся «недоумок». Трогать Зинку с хахалем запретил, он сам выяснит, кто таков и накажет по-своему. Уж больно ловким оказался и по описанию мутным. Опасается, что как бы это не ему, Седому, предупреждение. Потом всех развезли по домам, но по дороге Толян шепнул Мокрому, чтоб тот с утра потерся возле Зинкиного дома, она у отца живет. Её отец в городе личность известная, одно время главным инженером на фабрике работал.

Следить он умел, наработал навык за два года работы опером. В итоге, Вересу устроили допрос с пристрастием.

План Толяна был прост: заманить, захватить и поднести отцу на блюдечке, предварительно конкретно опустив. Буду брыкаться — завалить. Все возражения отвергал и пригрозил, что сам грохнет Мокрого и Бандероса не посмотрит, что с юности дружили. А он может, ему отец все равно ничего не сделает, а сам Седой не обязательно смертью наказывал, тем более Толян обещал все взять на себя. Ну не мог он простить такого оскорбления, никак не мог!

А ведь я чувствовал, что в этом вызове на «тренировку» не все чисто, но отмел сомнения, единственному магу хотелось верить.

— Ты его заранее простил, добренький ты наш, — прокомментировала Фиона.

Я оставил это высказывание без ответа.

— Значит так, Виталик, это твоя дача?

— Родителей, — не моргнув глазом, ответил он.

— Вы приехали пострелять в лесу по бутылочкам. Здесь вы с Бандеросом повздорили и ты… ты боксер? По тебе сразу видно, молодец. Так вот, в пылу ссоры ты его завалил. Он начал подниматься, но ты со злости пинаешь и случайно попадаешь в горло. Увидел, что друг умирает, и у тебя в мозгах помутилось. Так ведь было?

— Да…

— Я рад, что у тебя хорошая память. Потом к тебе подбегает Толян и ты локтем, случайно, попадаешь ему под челюсть, он падает. Тебе кажется, что вокруг враги, прячешься в сортир и начинаешь от них отстреливаться. Потом вспоминаешь себя и обалдеваешь от содеянного. Плачешь и вызываешь скорую. Скорую вызовешь через полчаса после моего ухода. Все понял? Повтори.

Он повторил почти слово в слово.

— Обо мне забудь. Пойдем, поможешь.

Мы подняли Бандероса и переложили тело ближе к Толяну. Так, бьет… падает, второй подбегает… а, сойдет. Не должно быть все гладко. Вон и Толян стрелял, а Мокрый об этом не скажет — больной человек!

Перед уходом Фиона стерла память Вереса за последние трое суток. Стирать — не смотреть, похожую операцию она и в Эгноре делала. Это заняло примерно час. Насквозь промок, хоть выжимай, но оно того стоило. Вдобавок дождь смыл почти все следы, а примятую травку в нужных местах я поднял, потратив еще немного маны.

— Фиона, а Мокрый не очухается?

— Конечно, очухается, но не скоро, не раньше месяца.

К остановке направился в обход, через лес. Мало ли что. Надеюсь, опрашивать пассажиров автобуса не станут.