Страстная и сладкая

Что же касается Клео… Как можно не любить ее? Она была единственным человеком, который принимал меня таким, какой я есть. А ты угрожал этим отношениям. Чтобы сохранить их, я сделал все, что мог.

Узнав, что я не могу иметь детей, я стал по-другому смотреть на многие вещи. Мне нужен был кто-то рядом. Нужна была Клео.

Ты, наверное, удивлен, почему я не отослал тебя к матери, узнав, что ты не мой сын. Тебе было восемнадцать лет тогда. Клео восхищалась тобой. Она уехала бы следом. А я не мог этого допустить. Но если бы мне удалось убедить ее в том, что ты недостоин ее любви…»

— Ты больной сукин сын, Джерри Девлин.

«И наконец, ты не знаешь, что Атта и Джон познакомились еще в университете. Это было двадцать восемь лет назад. Я встретил Атту, когда Джон уехал за границу, чтобы заниматься наукой. Можешь делать выводы, Джек».

Джек с силой сжал листки. Ему было двадцать семь лет.

«Что ты скажешь Клео и что будешь делать, зависит от тебя. Может, проклянешь меня за это письмо, а может, отблагодаришь…»

Джек не стал читать дальше. У него дрожали руки, а в животе все переворачивалось. Буквы поплыли перед глазами. Мозг судорожно сопоставлял годы и даты.

Думай! Думай! Но ничего не получалось. Джек смахнул бумаги со стола.

Джерри мог пойти на обман, чтобы зародить сомнения в его душе.

Джек знал одно: чтобы быть уверенным, надо найти мать.

— Клео. — Он произнес ее имя. Только она могла спасти его, и вот…

Ее отец может оказаться и его отцом. Джон Хонейвелл был любовником его матери двадцать восемь лет назад. Джек не мог заставить Клео пройти через боль и унижение.

Джек схватился за телефон и набрал номер Скотта.

— Это Джек, — только и сказал он. — Бросай все и приезжай. Мне нужна твоя помощь.

Через пятнадцать минут Джек рассказал обо всем Скотту. Слава богу, у него был адрес матери. Он заказал билет на первый же рейс в Норт-Квинленд, вызвал такси и быстро собрал сумку. Осталось только сообщить Клео об отъезде.

Прошло уже полчаса с тех пор, как они позавтракали, а Джек так и не появился в гараже. Клео работала, размышляя над тем, как Джек мог заниматься с ней любовью, будто она была для него единственной женщиной на земле, а потом назначать встречу другой. А может, она становится параноиком? Наверное.

— Тук, тук.

— Привет, — улыбнулась Клео Джеку.

— Надеюсь, я не слишком тебя отвлекаю.

— Разве это важно? — Клео заглянула в его темные глаза, и вдруг страшная мысль пронзила ее существо.

— Клео… я пришел сказать, что…

— Уезжаешь. — Она закрыла глаза.

Джек снова покидает ее. Но уже не так, как в прошлый раз. Теперь он оставляет ей не только разбитое сердце, но и воспоминания о великолепной ночи. Единственной ночи, которую они провели вместе.

Он увозит с собой надежду. Ее надежду на их совместное будущее, дом, который у них мог бы быть, детей, которых они могли бы иметь…

В гараже слышались звуки проезжающих мимо машин, скрежет флюгера на крыше, лай соседских собак и пение птиц. Звуки дома. Звуки, которые Джека никогда не интересовали.

— Какая-нибудь красавица предложила что-то лучше, чем любовь, Джек?

— Не надо так, Клео… — Его голос дрогнул. — Я вернусь, и мы поговорим.

— Знаешь что, Джек? Я не хочу больше говорить с тобой! Никогда! И не хочу, чтобы ты возвращался, понял? А если ты каким-то чудом приедешь обратно, то уже не найдешь меня здесь! Я не собираюсь снова ждать тебя. — Клео замолчала, словно решаясь на что-то. — Я люблю тебя, Джек Девлин. Люблю так, что не могу описать этого словами. Люблю больше всего на свете. Если я опущусь перед тобой на колени и буду умолять остаться или взять меня с собой, сделаешь ли ты это, Джек?

Он закрыл глаза и поднял было руку, но потом опустил ее.

— Клео, я…

— Ты так не думаешь. Что ж, прощай, Джек. — Закусив губу, чтобы не расплакаться, Клео отвернулась.

Она не слышала, как он вышел. Через несколько минут, когда рука устала колотить молотком по металлу, она остановилась. И поняла, что снова осталась одна.

Клео любила Джека и мечтала, чтобы он любил ее. Она желала этого так сильно, что физически ощущала боль. Идиотка! Она отшвырнула молоток.