Страстная неделя

- Заметьте, все ее знают... Знают давно... Сами понимаете, с первых дней Республики все эти безумные письма из армии, украшенные рисуночками, подробностями, вгоняющими в краску, любовные нежности, сюсюканье и самые циничные откровенности, изощренное воображение солдата, которое даже война не могла охладить... все это и так уже знали, сами понимаете, военная цензура, "черный кабинет"... сами понимаете? Но когда об этом заговорили в Португалии...

- Как в Португалии? Бертье никогда не был в Португалии.

- Не перебивайте меня. В Португалии. И на сей раз это уже было секретом полишинеля не только для "черных кабинетов".

откуда через полицию все доходило до штабов, до членов Директории, окружавших Первого консула. Нет: теперь секрет этот стал всеобщим достоянием, письма переходили из рук в руки, о них заговорили газеты. Ну, воспроизвести эти письма, конечно, невозможно! Самый их характер... Подстроили все англичане. Об англичанах рассказывают много всяких глупостей.

Но в одном им надо отдать справедливость: шпионаж они наладить умеют, в этом им нет равных. Я-то уж знаю, что говорю! Агенты Питта и Кобурга, как выражались это дурачье санкюлоты, да вот хотя бы в Кибероне... но вернемся к Португалии. Выкрали их, разумеется, не в Португалии, эти самые письма... а просто-напросто в Париже, из бывшего посольства Цизальпинской республики на набережной Вольтера. Госпожа Висконти часто меняла горничных, она была вспыльчива, прогоняла прислугу за пятно, посаженное на косынку, за потерянный носовой платок... и при этом такая рассеянная, ничего не запирала на ключ, да к тому же еще слишком доверчивая, могла своей камеристке рассказать такое, что касалось только маршала... Словом, я жил в Лондоне, когда туда была доставлена эта поразительная переписка, а я тогда имел честь быть советчиком по всем французским делам... Черт возьми! Все девицы с Лестер-сквера прибежали ко мне, чтобы взглянуть на эти письма... Там были такие подробности, такие подробности! В лондонском свете полгода, не меньше, продержалась мода на любовь а-ля Бертье... Вы спрашиваете, как это? Но, господа, помилуйте, чтобы я... пощадите мою сутану, мой сан... Ну, так и быть, так и быть...

И три головы сблизились: Жокур-как истый человек XVIII века, Бурьен-из профессионального любопытства, и в центре-отец Элизе.

- Но гениальность англичан проявилась в том, что они выждали... Не могу сказать, как долго, - не то пять, не то шесть лет. И вот в один прекрасный день, когда Сульт находился в Лиссабоне и готов был, идя навстречу пламенному желанию доброго португальского народа, объявить себя королем... тут-то с английских кораблей, блокировавших все выходы в море, были отправлены на сушу... но каким способом, вы и представить себе не можете! - в бутылках, которые море выбросило на берег... сотни копий с писем красавицы Джузеппы и ее маленького Сандро... Их подобрали крестьяне, рыбаки... отнесли в местную полицию, там недостаточно знали французский язык, чтобы понять известные технические термины... прибегли к словарям... без всякого толку. Дорогой Бурьен, я думаю, у ваших агентов нюх лучше, они сразу обратились бы к девицам-тех, надо полагать, императорская солдатня обучила непечатным словам... Короче говоря, переписка попала в руки агента, работающего и на тех, и на других, и он отнес их французскому командованию. Представляете, какое там стояло веселье, когда поняли, чьи это письма... Но вскоре выяснилось, что содержание писем уже ни для кого не секрет: море вынесло бутылки на отмели Тахо, их находили то тут, то там. переписка стала притчей во языцех... правду сказать, я не знаю. так ли уж велика была роль этих бутылок, они ли скомпрометировали французов в Лузитанской республике, зато Буонапарте, когда узнал об этом деле, разъярился и побил весь севрский фарфор в Компьене... а уж чего наслушался Бертье!

Бедный Бертье... Да, его подымали на смех, но ни один самый славный военачальник не удостоился таких слов, какие были сказаны о нем. Я имею в виду, короткую пометку Стендаля в его трактате "О любви", в том месте, где он говорит: "...утверждают, что в старости изменяются наши органы, и мы уже неспособны любить; я этому не верю. Ваша любовница, став вам близким другом, дарит вас другими радостями, радостями, которые красят старость... Цветок, утром, в пору цветения, бывший розой, вечером, когда миновал сезон роз, превращается в восхитительный плод".

В рукописи Стендаль написал: "For me [Для меня (англ.)] Любовь князя Ваграмского..." Пометку эту он зачеркнул из деликатности: в 1822 году, когда появилась книга "О любви", госпожа Висконти была еще жива.