Княгине Ваграмской, впервые в жизни слышавшей про Турню, это было абсолютно безразлично. Маршал через плечо пальцем показал жене на небо-оранжевое и лилово-красное-и сказал:
- Удивительно, какое у вас здесь яркое небо...
Правду сказать, французы были не в почете в Бамберге из-за того, что в свое время всячески подавляли вспышки патриотизма.
Кучер Антуан совсем перестал ходить в пивную, где молодые люди, как сговорившись, чокались и кричали "hoch!" и в совершенно недвусмысленных выражениях прохаживались насчет его светлости. Маршалу не прощали расстрела в 1813 году пяти юношей-членов Тугендбунда. К тому же еще баварская королевская фамилия, недавняя союзница Франции, вызывала известную оппозицию, которую, по слухам, тайно поддерживали агенты прусского короля. Два или три раза к резиденции подступала с криками толпа, угрожая кулаками. Баварские жандармы разгоняли толпу, если только это можно было назвать толпой... Кроме того, молодежь с энтузиазмом приветствовала подготовку к войне с Францией, никто не сомневался в исходе боев, всюду пили за реванш, за гибель Наполеона, который сделал из Баварии королевство, а из Максимилиана I Иосифа, брата герцога Вильгельма, короля.
Маршал ничего бы этого не знал. не будь у него преданного Антуана. Тот. само собой, рассказывал не все. Но по утрам, когда он приходил брить маршала, а Марии-Елизаветы уже не было в спальне, оба переживали приятные минуты. Высунув кончик языка, Антуан на минуту замолкал, склоняясь над его светлостью, кожа на лице маршала была туго натянута, так как полагалось предварительно засунуть клиенту за щеку серебряную ложку... затем он брал на кисточку новую порцию мыла и принимался распевать-не петь было свыше его сил-те песни, что пели у него на родине: он был из Берри и не отделался от тамошнего говора. Бертье, которого прежде это очень раздражало, только теперь заметил, какой у Антуана красивый голос, какой приятный тембр, как верно он поет. И даже каждый день с нетерпением ждал, когда наступит время бритья. Он сразу переносился на родину...
Обдумывая очередной шахматный ход, Бертье вел долгие беседы с тестем. Большой разницы лет между ними не было.
Герцог Баварский, человек весьма деликатный, понимал чувства зятя, его тревогу за родину, он сообщал ему новости в возможно менее обидной для его слуха редакции. Он интересовался несколькими знаменитыми шахматистами, с которыми Бертье в молодости был лично знаком и встречался в "Кафе де ля Режанс".
- Не говоря уже о вашем Наполеоне-он, как я слышал, не ударит в грязь лицом перед профессионалами... А что вы скажете об этом гамбите, голубчик, не ожидали?
Такие сценки происходили в очаровательном кабинете стиля рококо, с окнами в сад. Но даже здесь настигали их Генрих и Кунигунда.
В конце апреля Бертье решил отправить своих в Гро-Буа, и на сей раз граф Монжела не счел себя обязанным докладывать по начальству, так как сам маршал не уезжал из Бамберга. Итак, Мария-Елизавета с детьми и мадемуазель Гальен сели в берлину, намереваясь добраться до Франции через Швейцарию, но в Штокахе генерал принц Гогенцоллерн приказал задержать карету, потому что у отъезжающих не было визы штаб-квартиры Союзных армий. Вынужденное возвращение жены дало почувстовать маршалу, как крепка его клетка. Он написал дяде Максу, баварскому королю. Безрезультатно. Здоровье Бертье пошатнулось: он воспользовался этим предлогом и отправил в Гент его величеству Людовику XVIII письмо, в котором покорнейше просил в дальнейшем не рассчитывать на его услуги... Его величество как раз рассчитывал на услуги Бертье в качестве командира небольшого армейского соединения, которое должно было представлять монархию при союзниках, уже начавших стягивать войска в Бельгию.
Война была неминуема. Война против Франции. И Бертье в почтительном письме к Людовику XVIII снова отказался служить ему.
Двадцать девятого мая граф Барклай де Толли, главнокомандующий русских войск, расположился в замке Зеехоф, словно герцог Вильгельм переделал это очаровательное здание специально для него. Вместе с ним прибыл корпус генерала Сакена, который расквартировали в Бамберге и его окрестностях. В Гофмановском театре во время представления, музыку к которому написал директор театра, князь Ваграмский встретился в герцогской ложе с генералом Сакеном. В чрезвычайно любезной беседе русский генерал без труда убедил своего собеседника в неминуемом успехе выработанного союзниками плана. В Париже они будут самое позднее через месяц, и маршал сможет вернуться на родину, поселиться в своих владениях, заняться охотой. На следующее утро у Бертье был приступ удушья. Доктор Циглер, которого призвали, сказал, что это пустяки. Разгулялись нервы.