Страстная неделя

Но эта приходящая к концу жизнь, словно долгая утомительная дорога, не что иное, как зачин грядущего, тех упований, что завещаны ею, зачин другой жизни, которая зарождается вновь, юная, трепетная, полная тех же иллюзий, какие манили молодежь двадцать пять лет назад, только к ним прибавилось еще что-то, ибо ничто не завершается, а я могу себе уехать, отряхнуть прах от ног своих, отречься от себя, умереть... Так сменяют друг друга времена года, и бесследно исчезнувшая трава вновь появляется с весной. Умер? Да что это значит-умереть? Человек не умирает, раз есть другие люди. И то, что он думал, во что верил, что любил так сильно, так страстно, зазеленеет вновь с теми, кто идет ему на смену, с детьми, которые растут телесно и духовно и в свой черед становятся восприимчивы к весне, к добру, к прелести вечеров.

Прошлое, прошлое! Существует никем не оспариваемое убеждение, что в смертный миг перед человеком, как вспышка молнии, проносится прошлое, его прошлое, словно вдруг разматывается нить, которая терпеливо навивалась на катушку памяти. Да разве сам человек не есть отрицание прошлого, не есть то, что выходит из этого прошлого, чтобы никогда к нему не вернуться, разве память-не преображение прошлого, его образ, исправленный соответственно нашим заветным желаниям? Человек обращен не к прошлому, и, хотя бы вы за это побили меня камнями, я хочу верить, что в последний миг, когда его плоть осознает, сколь неумолимо отмерен этот миг, душа смотрит вперед в жажде узнать как можно больше и, собрав все силы гаснущего ока, тщится увидеть, что будет впереди, за поворотом, куда пойдет дорога по ту сторону горизонта... в будущем.

Не знаю. может быть, эта книга-я пишу ее на шестьдесят первом году, в возрасте короля-подагрика, того Людовика XVIII с отекшими ногами, которого везут в коляске, - может быть, эта книга, обманчиво, с виду обращенная в прошлое, на самом деле выражает мое страстное стремление к будущему, может быть. это и есть последнее видение мира, потребность выйти за пределы моей повседневной оболочки, из оболочки моей повседневности.

И потому-то, может быть, по мере тоге как от вербного воскресенья я продвигаюсь к Пасхе, в книге моей, словно подземные удары, словно отдаленный перекатывающийся гул, глухо звучит, все чаще и чаще повторяясь, одно словонастойчиво, как дробь барабана, то скрытно, то открыто звучит одно слово: будущее.

Может быть, отчаиваясь и воодушевляясь, я потому и начал перебирать причудливую старинную ткань Истории, потому и прослеживаю перекрещенные нити, сложный узор, где сплетены судьбы и цвета, может быть, для того я и окунулся в гущу канувшей в вечность эпохи, чтобы отрешиться от упрощенного, плоскостного восприятия мира, где я почти уже на излете, может быть, я и роюсь в архивной пыли, надеясь обнаружить многообразные зерна, из которых состою я, состоим мы, а главное-те, кто возникнет из нас, против нас, над нами, за пределами нас, эту весну, расцветающую на кладбищах, что зовется будущим.

Может быть, потому, что я отдаю себе сейчас отчет, как мало уже мне отпущено настоящего, я напряг все силы, всю волю и, заставляя моих близких сокрушенно качать головой, безрассудно положил бездну непомерного труда на то, чтобы повернуть все прошлое к будущему.

Сейчас я тот пожилой человек в Тесном переулке в Бетюне, где в окошко виднеется только краешек пасмурного неба, когда угасает свет дня-дня или жизни? Я тот человек, в чье монотонное бытие ворвался неожиданный недуг-правда, неожиданный только для других, ибо собственное сердце по-настоящему знаешь только сам и даже врачи своими приборами улавливают одни обманчивые симптомы, - я тот человек, который, ворочаясь через силу в постели, устремленным вдаль взглядом пытается прозреть будущее...

Будущее-это продолжение его самого, эстафета его мысли, переданная другим, преображенная жизненная энергия его тела, зажженный в других свет, завещанный другим пыл. В мечтах своих человек не умирает никогда, человек все может понять, все постигнуть, кроме небытия, и, пока в надвигающемся на него мраке мерцает крохотный огонек, проблеск сознания, именно в тот миг, когда, как вы думаете, он оглядывается на прошлое, он на самом деле взывает к своей юности, он призывает свою юность, еще насыщенную будущим, и, по мере того как жизнь в нем иссякает, его юность становится юностью вообще, и через него она торжествует победу того, что обречено смерти, над тем, что несет смерть. В этот миг юность переживает человека, а в этом сейчас его будущее.

Юность... подрастающие поколения, в которых для тебя заключена надежда мира. Их, как и тебя, будут обманывать, осмеивать, подвергать искушениям, что ж, неважно. Они-это жизнь, это возрождение, пусть же они смеются даже над тобой-во имя жизни, - смеются над тем, что было твоей, только твоей жизнью. Их смех мстит за твои срывы, неудачи, ошибки.

Юность-это твое торжество, старик... старик из Тесного переулка в Бетюне, где спускается тьма.