Страстная неделя

На душе у него кошки скребли. Он не собирался вести задушевные разговоры с насмешником возницей.

— Вы думаете, — сказал он, — что кавалеристы Эксельманса…

— Не думаю, а знаю…

Сколько злобы в этом ответе! Но до чего же Бернару смешон двадцатилетний влюблённый, который, испугавшись, сразу забывает о своей любви. Хочется поиздеваться над таким трусом.

Больше никаких Вертеров, никаких Оссианов — напугать зайца как следует.

— Я знаю… — повторил Бернар.

Откуда же он это знал? Ведь не видел же он их собственными своими глазами. А я, понимаете ли, из той же породы, что и Фома Неверный. Фома Неверный? Ну что ж, у всякого свой идеал.

Пожалуйста, можешь касаться пальцем раны в моем боку, можешь даже засунуть туда весь кулак…

— Ну разумеется, — сказал «ихний Бернар», — я их видел…

— Видели? По-настоящему видели? А где?

Ишь ты! — позеленел от страха будущий нотариус. И зачем подобным трусам такой огромный рост? Никогда из этого долговязого не выйдет настоящего мужчины, зря только потратили на него материал. Бернар почувствовал, что его сосед дрожит.

— Вам холодно? — коварно спросил он.

Правовед ответил:

— Нет. благодарю вас, у меня там ещё вязаная фуфайка.

Вот дурак! Таких мальчишек, право, приятно было бы хорошенько припугнуть, чтобы у них от страха сделалась медвежья болезнь.

— Ну ничего, — сказал правовед. — Ведь его величество уже в Абвиле!

— Вот именно… И меня, молодой человек, беспокоит, крайне беспокоит участь его величества… так же как и участь города Абвиля, в который я направляюсь. Возможно, город уже предан огню и мечу, залит кровью!

— Да откуда вы едете, сударь? Как вы это знаете?

«Все в этом мире — ложь. Любовь, свобода, народ. Ах, Софи, Софи! А разве я хуже других умею лгать? И наслаждаться своею ложью… Где их король сейчас? В Абвиле? Или где-то в другом месте?.. Ты спрашиваешь, голубчик, откуда я еду?..»

— Армия генерала Эксельманса пришла в Амьен прямо из Парижа, обойдя на марше в Крейе королевскую кавалерию; полки, прошедшие через Бовэ, преследуя вас, сейчас, вероятно, уже достигли Пуа, а другие части, которые со вчерашнего вечера расположились вдоль Соммы, закрыли переправы через реку, готовятся соединиться со своими войсками в тылу у вас, на дороге из Пуа в Амьен, и замкнуть вас в кольцо, а затем они могут двинуться со своих позиций на Сомме и, пройдя через Пикиньи и Эрен, напасть на вас с фланга и около Пон-Реми перерезать дорогу.

— Что? Что? Не понимаю. Никак не соображу, у меня же нет карты… Надо предупредить товарищей… надо… Да как вы все это узнали? Каким образом?

— Вы меня сейчас спрашивали, откуда я еду. Я приехал из Пикиньи — той самой дорогой, которая ведёт в Эрен, где вы меня встретили. Пикиньи стал центром сосредоточения эксельмансовской кавалерии. Я там был — доставил туда пряжу ткачам — и случайно слышал на постоялом дворе, как наполеоновские офицеры разговаривали между собой: они были очень возбуждены и, нисколько не таясь, во все горло кричали такие вещи, такие вещи… Право, не решусь повторить, что они говорили об участи, постигшей его величество… ведь, в конце концов, возможно, что в действительности ничего этого нет, а им только хочется, чтобы так было…

Долговязый от ужаса совсем потерял голову, но ему понадобился ещё урок географии, а ведь не так-то легко дать этот урок, когда держишь в руках вожжи, правишь парой лошадей и никак уж не можешь набросать карандашом карту.

— От Амьена до Абвиля долина Соммы тянется с востока на запад, а расстояние между двумя этими городами чуть-чуть больше одиннадцати лье. От Амьена до Пикиньи около четырех лье, а до Пон-Реми-девять. Дорога из Парижа на Кале, по которой мы едем, пересекает долину Соммы в Пон-Реми, в Пуа дорога отстоит от края долины не больше чем на восемь лье, а в Эрене — на четыре лье. От Пон-Реми до Абвиля самое большее два лье. Вам понятно, молодой человек? Треугольник Амьен — Пуа-Пон-Реми, можно сказать, равнобедренный; в основании он имеет восемь лье, а каждая его сторона равна девяти лье. Мы движемся по западной стороне треугольника. Эксельманс занимает всю восточную сторону и основание, он уже следует за нами по пятам. Ну что? Вам все ещё не ясно? Господи боже мой, да чему же вас учат в школе?

— Сударь, — скулил долговязый, лицо у него вытянулось, он беспокойно ёрзал по козлам тощим своим задом, — мне кажется, я хорошо понимаю… представляю себе равнобедренный треугольник… Так, значит, вы их видели? В Пикиньи? Надо предупредить… предупредить…