Страстная неделя

Проснулась она средь мерцающих в затемненной комнате солнечных бликов, усталая и разбитая, с острой головной болью. Словно отравлена была мыслями, которые пыталась подавить в себе, предать забвению. Она ни о чем не думала, ни одно воспоминание не врывалось в ее оцепенелую душу. Она была парализована, оглушена, все словно бы умерло в ней: и страх, и страдание, и надежда. Ирена долго лежала средь этой мучительной пустоты, и единственное, что доходило до ее сознания, — резкие, пронзающие тишину звуки со двора: стук ступки, выколачивание ковров, крики детей.

Слышала она и то, что Анна хлопочет в квартире. В какую-то минуту ей даже почудилось, что Анна подошла к двери и прислушивается. Но она не подала признаков жизни. Боялась, что Анна войдет, предпочла притвориться спящей. И вздохнула с облегчением, услышав хлопанье входной двери. Минуту еще прислушивалась. В квартире царила тишина.

Ирена встала и подняла штору, солнце залило комнату ярким светом. В первую минуту он ослепил ее. Она прикрыла глаза ладонью и тогда только увидела Анну с хозяйственной сумкой, медленно, тяжело переходившую улицу.

Перед домом разговаривало двое мужчин. Один был тот самый, что вчера после полудня видел ее на балконе. Она сразу заметила также, что Пётровский, опершись спиной о железную стойку, следит за ее окном. Ирена невольно отпрянула и стала так, чтобы, видя двор, самой оставаться невидимой. Однако Пётровский, сунув руки в карманы штанов, так настойчиво смотрел в сторону балкона, что она, опасаясь, как бы он не заметил ее, отошла еще дальше. Но эпизод этот встревожил ее. Минуту спустя, услышав звуки выбивалки, она снова подошла к балкону.

Сначала она не заметила Пётровского, а только Владека, обстоятельно и мерно выбивающего ковер. Тогда она еще приблизилась, но тотчас, неожиданно для самой себя испугавшись, отступила назад.

Пётровский лежал, развалясь на траве, прямо напротив балкона, за которым он явно наблюдал. Теперь ее охватила такая паника, что, забыв умыться, она поспешно оделась.

Вскоре вернулась Анна, и Ирена выбежала навстречу ей в прихожую.

— Хорошо, что вы вернулись! — воскликнула она. — Мне надо поговорить с вами…

И, не давая Анне слова вставить, принялась сбивчиво объяснять, что оставаться в Белянах ей больше нельзя и что ей лучше немедленно уехать отсюда.

Анна испугалась.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, нет! — возразила Ирена. — Но взгляните во двор…

Анна послушалась.

— Видите? — спросила Ирена, стоя в отдалении.

Владек как раз стаскивал ковер с перекладины.

— Там слуга нашего хозяина, — объяснила, все еще ничего не понимая, Анна.

— А тот, другой, на траве?

— Нет никого!

Ирена подошла поближе. В самом деле, Пётровского не было, он, видимо, только что ушел. Тогда она немного спокойней рассказала обо всем. Малецкая принялась ее успокаивать. Она говорила так убежденно и так разумно, что Ирена с легкостью дала уговорить себя.

— Вы думаете, ничего страшного нет?

— Ну конечно нет! — уверила ее Анна, хотя сама была немного обеспокоена.

Ирена вздохнула с облегчением.

— Это хорошо! А то я уж не сомневалась, что придется снова бежать куда-то.

— Не думайте об этом, — еще раз повторила Анна.

— Честно говоря, — помолчав, сказала Ирена, — деваться-то мне, пожалуй, и некуда. Никого у меня нет.

Во время запоздалого завтрака она снова вернулась к той же теме.

— Знаете, — обратилась она к сидящей неподалеку и занятой шитьем Анне, — временами я уж и не знаю, чего боюсь больше: самой смерти или постоянной неопределенности?

Анна, думавшая о Юлеке, ответила не сразу. Только спустя какое-то время, склонившись над детской распашонкой, она промолвила:

— Мне кажется, человек лишь тогда может не бояться смерти, когда он верит в некие высшие ценности.

Ирена внимательно на нее взглянула.

— Вы думаете о Боге?

— Нет! — искренне возразила Анна. — Сейчас я думала не о Боге. Только о людях.

Труднее всего Анне давалась кройка, а у нее остался еще кусочек фланели, по крайней мере, на две распашонки, и она решила воспользоваться опытом пани Карской — попросить скроить. Предупредив Ирену, что на полчаса оставит ее одну, Анна отправилась наверх.

Двери ей отворила сама пани Карская.

— Я к вам с большой просьбой… — начала Анна.

И осеклась, смущенная необычным видом пани Карской. В первую минуту, в полутьме прихожей, Анна просто не узнала ее; перед ней стояла словно бы другая женщина, лет по меньшей мере на десять старше. Она вся почернела, лицо осунулось, в темных, казавшихся непомерно большими глазах пылала тайная мука.

Решив, что Карская больна, Анна хотела было извиниться за свой визит. Но та сердечно обняла ее.

— Это хорошо, что вы пришли. Войдите, пожалуйста.

Когда они вошли в комнату, из соседней двери тотчас выглянула Тереска. Пани Карская подошла к ней.

— Иди играй, Тереня. — Она погладила дочку по голове. — Мамочка хочет с тетей поговорить.

Малышка обиженно надула губки.

— А Тереня?

— Потом, родная, поиграй сейчас сама.

— Я же всегда сама играю, — ответила девчушка.