Страстная невеста для ненасытного Дракона (СИ)

Эти вещи она познала слишком рано. Сирота, выкинутая безжалостной рукой на улицу еще во младенчестве. Добрые люди подобрали ее едва ли не в сточной канаве, не дали погибнуть, но жизнь ее радостнее и беззаботнее они сделать не могли.

С самого раннего детства Клэр знала, что такое тяжкий труд. Носить воду, таскать тяжелый уголь в мешках, натирать до блеска полы… и получать за это мало, слишком мало. Краюшку хлеба и, быть может, кусочек вяленого мясца в удачный день. Можно было есть бананы и апельсины, растущие в роще неподалеку, но ими разве насытишься, если приходилось таскать тяжести и целыми днями с поручениями бегать по городу.

Ею помыкали; ее унижали, а потом хозяин увидел ее приступ. Она металась, визжала и билась, как кошка, с которой заживо спускали кожу, и ее крепки зубки перекусили чурку, которую она привыкла зажимать, чтоб никто не слышал ее криков.

Именно тогда она услышала брезгливое и страшное, как как раскаленное клеймо, слово «одержимая».

— В мешок ее зашить да утопить, — прошипел хозяин с отвращением, отряхивая ладони хранящие влагу ее тела. Пот, слюни, кровь — она все же искусала себе губы и язык, когда спасительной деревяшке пришел конец. — Еще припадочных тут не хватало.

Клэр только пришла в себя, тело ее все еще дрожало после пережитой боли, но разум работал на удивление ясно и холодно.

Что?!

Утопить?!

Клэр знала, что хозяин слов на ветер не бросает. Это была не шутка, не сгоряча высказанная досада и неприязнь — это был приказ, простой и страшный в своей простоте. Чьи-то крепкие руки ухватили ее за лодыжки, сдергивая с деревянного топчана, и Клэр поняла, что от смерти ее отделяет всего лишь три биения сердца. Три кратких мига.

Раз — и она уселась на своей жестко, грязной постели, отталкивая руки того, кто грубо тащил ее с рваных тряпок.

Два — и ее рука, крепкая и сильная от тяжелой работы, скользнула за пояс того, кто собирался утопить ее, как едва народившуюся собачонку.

Три — и нож вспарывает его живот, четко и точно, от пупка и до грудной кости.

Человек кричит и падает, зажимая ладонями зияющую рану. Клэр не смотрит на него; она знает, что он не жилец. Не думать, не думать о тревожном сладком запахе крови…

Он щекотал ноздри, манил и дразнил…

— Деньги, — выдыхает Клэр хрипло, нацелив окровавленный нож на оторопевшего хозяина, прокисшей рыхлой бадьей осевшего в углу. — И быстро, шкура. Не то присоединишься к этому, — она кивнула на слугу, корчащегося в луже собственной темной крови, выползающей из-под его живота.

— Я знал, — с ненавистью выдохнул хозяин, сверля ее взглядом. Глаза водянистого, невнятного цвета, в них — животный страх и ненависть. — Мне говорили, что юродивых надо уничтожать сразу, как только народились, иначе жди беды. Грязные жестокие животные…

Клэр не помнила, как она оказалась рядом с этим человеком — большим, сильным, — и как ее нож, вонзившись в его печень, дважды провернулся там с садистским наслаждением.

Она, крохотная тонкая девчонка, сейчас возвышалась над ним, и он плевался кровью, серея от боли.

— Грязное жестокое животное, — с наслаждением произнесла Клэр, всматриваясь в умирающие, гаснущие глаза того, кто еще вчера имел над ней власть и называл себя ее хозяином, — тут ты. Не подними ты на меня руку — ничего б и не было.

Она попробовала крови. Тогда, над еще живым человеком. Она лизнула нож, вырванный из его тела, и почувствовала на языке сладкую, живую, теплую кровь. И этот запах затуманил ее рассудок.

Теперь, по прошествии стольких лет, приступы стали еще чаще и еще сильнее. Клэр чувствовала их приближение заранее; вглядываясь в ночную мглу, она вдруг начинала видеть кровавое зарево над бушующим морем и слышать ток собственной крови в пульсирующих венах. Она закрывала глаза, подставляя лицо соленым брызгам и ветру, но те не могли остудить разгорающийся жар в ее теле. Это было верным знаком, что скоро приступ повторится и тьма подступит ближе на шаг, усядется на грудь и будет мучить, заглядывая в душу.

Ни один врач не мог сказать, что с ней. Добытые пиратским счастьем золотые без толку сыпались в карманы лекарей — они осматривали Клэр, слушали ее сердце и находили ее абсолютно здоровой. Совершенно! Не помогали пилюли и порошки; даже из глубокого сна боль и страдания выдергивали ее, и Клэр роняла слезы бессилия, когда эта пытка, изматывающая ее все больше, прекращалась и наступал покой… но надолго ли?