Страстная ночь в зоопарке

– Вот жаба! – с чувством произнес Нуди.

– Ты не прав, Наоми очень мила, – возразила я.

– Я имею в виду Стефку, – буркнул Нуди.

Я вынула из сумочки брошку и протянула Нуди:

– Держи свое шпионское оборудование, я не смогла им воспользоваться. Меня сразу разоблачили, я ведь белокожая. Что касается ресторана, то о нем даже говорить противно. Найди другой объект для рецензии.

– Поконкретнее о противном, – потребовал Нуди, – нужны факты. Помнишь о сюжете для новой книги? Расскажу его после получения информации.

– Спасибо, мне не нужны чужие истории, – отрубила я.

– Ты обещала содействие, – заныл критик, – ну ладно, завтра поговорим. Боже, какую гадость мне сегодня подали в кондитерской «Ро-ко-ко»! Фууу!

Нуди вытащил из кармана тубу, вытряс из нее пару пилюль, проглотил и поморщился:

– Ужасно!

– Болит? – с сочувствием поинтересовалась я.

– Ощущение, как у льва, съевшего моток колючей проволоки, – скорбно произнес Нуди.

– Поэтичное сравнение, – оценила я.

Нуди скис:

– Вероятно, но от этого мне легче не становится.

– Я заметила, что твой желудок бунтует, когда ты заводишь речь о еде, – пробормотала я.

Нуди поморщился:

– Только начинаю писать статью – внутренности будто огнем жжет. Если, не дай бог, во время работы чайком побалуюсь, умираю от боли. Но вот парадокс: сяду спокойно в кресло, включу канал про природу и могу сожрать даже гамбургер. Вернее, я, естественно, не стану есть котлету из непонятного мяса с булкой сомнительного происхождения. Но один раз я жил у приятелей, чей ребенок обожал фастфуд. Я увлекся программой по телику, схватил с тарелки, как я полагал, кулебяку, но это оказался чизбургер мальчика, я его умял, и ничего! Живот не заныл! – Нуди опять полез за лекарством. – При одном воспоминании об этой гадости мне становится плохо, а тогда обошлось без последствий!

– Есть блюда, которые тебе нравятся, или ты ругаешь все подряд? – осведомилась я.

Нуди насупился:

– Не следует считать критиков желчными монстрами. Я встречал достойную кухню.

– Например? – улыбнулась я.

– Ну… ну… в крохотной таверне в Испании, не в туристическом месте, мне подали такой буйабес! Невероятный! Ни в одном ресторане ранее я не мог отведать истинную рыбную похлебку! А тут, в невзрачной деревеньке, почти даром принесли кастрюлю амброзии, – мечтательно протянул Нуди.

– Я слышала, будто Марсель славится своими кафе, где варят лучший в мире буйабес, – сказала я.

– Марсель? – вытаращил глаза Нуди. – Вот уж всем глупостям глупость! Бывал я в этом порту, едал их местное варево. Катастрофа! Ни аромата, ни…

Не договорив, Нуди принялся поглаживать живот.

– Снова скрутило? – предположила я.

– И так сто раз на дню, – простонал критик.

– Кажется, я поняла, где корень твоих проблем с желудком, – решительно заявила я. – Когда ты просто ешь, не критикуешь содержимое тарелки или даешь еде положительные оценки, боли нет. Но стоит тебе начать ругать блюдо, как требуются лекарства. Перестань хаять чужую стряпню, и желудок успокоится.

– Чушь! – выпалил Нуди и, бормоча что-то себе под нос, ушел.

Я обрадовалась, что неожиданно легко избавилась от зануды, юркнула в свою спальню, хотела принять душ, но тут услышала тихий стук в дверь и голос Бориса:

– Вилка, можно зайти?

– Конечно, – без всякой радости заверила я.

Борис, как всегда, с милой улыбкой вошел в комнату.

– Хочу напомнить, ты обещала мне посмотреть, куда бегает по ночам Зина, – сказал он.

Я, успевшая забыть о своем согласии работать шпионом, быстро кивнула. Борис нахмурился:

– Чует мое сердце, затеяла Зинаида глупость, от нее чего угодно ждать можно. В тихом омуте черти водятся.

И тут раздалась трель звонка.

– Кто это? – удивился Борис и направился к двери. – Мы никого не ждем, время не для визитов. Пойду открою.

– Позови горничную, – посоветовала я.

– У нее закончился рабочий день, в доме остались Надя, Зина, Нуди, я и ты. Еще Оля, но она спит, ей прописали снотворное.

Борис ушел, я все же решила принять душ, направилась в ванную, включила воду, потом вернулась в спальню за журналом. Лягу в ароматную пену, почитаю про шмотки, полюбуюсь на снимки сумок и туфель.

Из коридора послышался грохот и вскрик. Забыв про водные процедуры, я ринулась на звук и нашла Бориса на полу в холле. Рядом валялась железная подставка для тростей и зонтиков.

– Боже! Ты упал! – испугалась я. – Сломал лодыжку?

– Нет, – простонал он, – зацепился за идиотскую зонтичницу и рухнул.

Я посмотрела на задравшуюся штанину Бориса:

– У тебя забинтована щиколотка!

– Потому и шлепнулся, – пропыхтел Боря, – растянул связки, мне наложили тугую повязку, нога плохо действует. Фу! Извини, не хотел тебя напугать.

Он, кряхтя, поднялся.

– Ты такой бледный, – участливо сказала я, – глаза ввалились, губы посинели. Может, врача вызвать?

– Нет, – слишком резко воскликнул Борис, – просто мне было очень больно.

– Кто приходил? – спросила я.