Страстная седмица

— Я — Герасимова, — втолковывала она. — Бабушка Виктора, депутат горсовета.

— Мадам Герасимова, — сказал он (надо было что-то говорить). — И вы бабушка вашего внука, Виктора Герасимова. Пройдемте-ка сюда.

Он завел старуху за ширму и усадил ее на кушетку. Пододвинул стул и сел на него. Старуха оглянулась — на подоконнике стояли пробирки, на скомканной простыне кровяные пятна. М-да, работенка у медиков. Нехорошо ей было здесь, и она ждала, что ей скажут.

— Виктор Семенович Герасимов, наладчик станков завода номер 16. Так?

— Он самый.

Врач набрал в себя воздух и произнес следующее:

— Мадам Герасимова, начну с самого приятного («ага, а потом гадости»): все переломы пустяковые, руки, ноги. Пустое! Плохо, что у парня проникающая рана в череп. (Старуха открыла рот). Рассказали гаишники, когда привезли его, что там столб на двух ногах, ну, а его древесная часть прикручена к опорам толстой проволокой. Рабочие проволоку-то закрутили, а концы оставили торчать. Будто нарочно, чтобы столб встретился с головой вашего внука.

— Так был низко! — воскликнула старуха. — Какой же дурак…

— Нет, так высоко подбросило внука с мотоцикла. Он ведь был выброшен из машины, об этом и акт составлен, и машину вам отдадут.

— Но Виктор же в терапии!

— Да, в интенсивной. А это совсем иное дело.

— То есть…

— Реанимация, — нежно прошептал врач. — Там должна быть работа нейрохирурга. Тем более что задеты дыхательные центры, по-моему.

Он замолчал и молчал долго, наклонив голову в полупоклоне к старухе, желая без слов выразить ей сочувствие.

— Дыхательный центр разрушен, из-за этого и сердце пошаливает. Я откровенен с вами. Я вас знаю по газетам, вы бывалый человек, всё видели.

— Да, видела я всякое, — подтвердила старуха. — А теперь должна увидеть внука.

— Но зачем? — испугался врач. — Вы ему ничем не поможете.

— Чтобы все понять, — сказала старуха. — Он у меня единственный, наследник моей фамилии. Покажите его.

Тут врач, разводя руками и словно бы ныряя головой, стал отказываться. И старался не встречаться с ней глазами: он уже побаивался старухи, ее напряженного взгляда. «Маньячка она, — соображал он. — И слаба. Еще, чего доброго, помрет здесь. Но поди, откажи».

— Не положено, — говорил он. — Это не будет полезно ни больному, ни вам. Такого вы еще не видели.

— Какие могут быть последствия? Я слышала, что одному солдату пулей…

— Прострелили голову?

— Вы это знаете?

— Враки, мадам, враки. Но как я могу вас пустить? Ваш внук без сознания, дышит прибором.

— И долго так сможет дышать?

Старуха поглядела так подозрительно и тяжело, что врач заерзал на стуле:

— Хоть месяц, техника у нас превосходная. Электроника, металл, пластмассы… Если вам сказать, сколько стоит оборудование в кабинете, вы ахнете.

— Сталь-то какой марки? — спросила старуха.

— Этого не знаю.

— Сталь — мое амплуа, не удивляйтесь. Значит, кабинет стоит дорого?

— Почти как все остальное оборудование нашей больницы.

— Вот и покажите его. А если чего вам не хватает, говорите, мы выбьем, — старуха значительно кашлянула. — попробуем выбить для вас у министерства.

— Надеть бы вам халат. Пойдемте, там найдется.

Они прошли коридором к двери, обитой дюралем и покрашенной белилами. Краска уже слезала местами, и металл ярко блестел. Вошли.

— Девочки, халат!

— А куда мне девать пальто?

— Девочки, возьмите пальто.

Доктор помог Марии Семеновне снять это пальто и отдал его медсестре.

Опираясь на палочку, она пошла дальше, вглубь этого очень длинного, сильно освещенного коридора. Поразительно чисто. Народа здесь было много, и ходили все торопливо, в белых халатах. Все они глядели на старуху. Врач, остановившийся впереди, подзывал старуху:

— Сюда, сюда…

Старухе понравилась палата. Она была загромождена малопонятными машинами и напомнила ей отличную лабораторию, из тех, современных. В них еще химики-физики получают новые вещества, таинственные и часто опасные. Здесь были приборы, в устройстве которых ничего не понимала даже она, инженер-металлург, бывший директор завода и кандидат наук к тому же. Но и здесь было чисто. И здесь в поразительной, невероятно чистой чистоте мертвенно-белой большой комнаты громоздились невероятно чистой выделки непонятные приборы, и стрелки метались на шкалах, показывая черт знает что.

Мария Семеновна была оскорблена этими приборами, ища то, к чему можно было придраться. И нашла, что комната маловата, вот и все. Приборы шумели, урчали, прищелкивали, хрипели — все незнакомыми голосами. Какой-то из приборов даже тихо, грустно, почти по-человечьи вздыхал. Но внука здесь не было и быть не могло.

Врач прошептал ей:

— Десятки тысяч стоит…