Страстное искусство. Женщины на картинах Ван Гога, Рериха, Пикассо

Возвращаясь к повествованию об одноактном балете «Парад» с декорациями Пикассо скажем, что он стал скандальным, впрочем, как и некоторые другие балеты «Русских сезонов»: «Весна священная» и «Послеполуденный отдых фавна». Занавес, выполненный Пикассо, еще не предвещал бури. Он вызвал искреннее восхищение публики и напоминал о «голубом» и «розовом» периодах в творчестве мастера. Но эта артистическая идиллия лишь ослабляла бдительность любителей искусства, и тем болезненнее было восприятие всего остального. «Зрители были поражены первым балетом с кубистическими костюмами и декорациями. Они хотели убить нас. Женщины бросались на нас, вооруженные шляпными булавками. Нас всех спас Аполлинер. Его голова была перевязана, он был одет в военную униформу и стоял перед нами подобно крепостной стене», – вспоминал Жан Кокто.

Желая реализовать на сцене давно поразивший его воображение театр марионеток с реальными людьми вместо кукол, Пикассо создал такие костюмы, чтобы движения артистов походили на кукольные. В качестве материалов он использовал дерево, жесть и папье-маше. Это произвело обратное впечатление на публику. Не порадовала ее и музыка Сати, включающая в себя городской шум и треск пишущих машинок.

Позднее Пикассо вспоминал, что кубизм был для него и его окружения попыткой найти новую систему живописного языка взамен уходящего в прошлое академизма. Его произведения оказали большое влияние на русских художников. В 1914 году картины Пикассо привез в Москву коллекционер Сергей Щукин. Среди представленных на выставке работ были «Женщина с веером» 1907 года и «Дама с веером» 1905 года. В искусствоведческой классификации их относят к протокубистскому или африканскому, периоду в творчестве Пикассо. Увидев их на выставке, русский философ Сергей Булгаков написал статью, озаглавленную «Труп красоты». Эпиграфом к ней стали слова из погребальных песнопений: «…Вижду в гробех лежащую по образу Божию созданную нашу красоту безобразну, бесславну, не имущую вида…» Не только он один пришел в недоумение от африканского стиля. Николай Бердяев также выразил свои мысли по следам выставки: «Кажется, что после страшной зимы Пикассо миръ не зацвететъ уже какъ прежде, что въ эту зиму падаютъ не только все покровы, но и весь предметный, телесный миръ расшатывается въ своихъ основахъ».

Насколько правы были русские философы?

Русское искусство берет свое начало в иконописи. Когда в Европе уже были созданы «Мона Лиза» Леонардо и «Рождение из пены» Боттичелли, творили Ян ван Эйк и Дюрер, на Руси были только иконы и иконописцы, а светского искусства до конца XVII века просто не существовало. Поэтому даже для начала XX века работы Пикассо, явно не стремящегося оставаться в рамках гармоничного и эстетически приятного искусства, казались странными и вызывающими. Даже в Европе далеко не все понимали и принимали кубизм, а в России тем более. Другой герой нашей книги русский художник Николай Рерих перед отъездом в Париж в 1900 году писал своей невесте: «При моих особенностях в живописи мне, пожалуй, легче здесь занять некоторое место (конечно, временное, до возвращения), нежели дома, здесь уже ничему не поражаются и ничто никого не шокирует»[58]. А со стороны Пикассо было ли это на самом деле поругание Красоты? Да нет, испанский художник не ставил такой задачи. Он, наоборот, видел особую красоту в том, что делал и искал новые средства художественной выразительности.