Она почувствовала приближение его ладони к своему затылку еще прежде, чем он коснулся ее волос.
– Я не собираюсь торопиться, словно на пожар, лишая тебя невинности. Этим я причинил бы тебе лишние страдания. А свечи пусть горят. Я хочу, чтобы мы друг друга видели. Чтобы мы на всю жизнь запомнили друг друга такими, как теперь: молодыми, полными сил и желания. – Рука его продолжала медленно поглаживать ее затылок. Анна втянула голову в плечи. Вот, значит, что он задумал. Будет продолжать лгать ей, станет делать вид, что жаждет обладать ею, с трудом преодолевая отвращение к ее уродству. Ей стало обидно до слез. Она не сможет через это пройти. Она не позволит, чтобы он пользовался ее слабостью, ее страстью к нему, красивому, безупречно сложенному, восхитительно мужественному.
Однако тело ее властно заявляло о желаниях, которые разнились с этими мыслями, с доводами смятенного разума. Пальцы Морвана коснулись ее шеи, он обеими ладонями растянул ворот рубахи и спустил ее до середины плеч Анны. Щекочущий холодок пробежал по ее спине вдоль позвоночника.
Он отвел пышную волну ее волос от затылка и поцеловал в нежную впадинку у шеи. Она закрыла глаза от наслаждения. Но, поддаваясь его ласкам, ни на миг не забывала о том, какой опасности подвергается.
Почувствовав, что еще мгновение, и она не в силах будет заглушить властный голос плоти, Анна вскочила со стула и бросилась в угол комнаты.
И снова наступила зловещая тишина. Она отвернулась к стене, чтобы не встречаться с ним глазами.
– Тебе некуда бежать, Анна. Подойди ко мне. Не бойся. Я не сделаю тебе ничего худого.
Он говорил о боязни. Но ведь она пытается уклониться от неизбежного вовсе не из страха. Ею руководило другое чувство. Неужто же он только делает вид, что не понимает, что творится в ее душе?
Она повернулась к нему лицом. Придется высказаться напрямик, и пусть он, этот притворщик, думает о ней что хочет. Она устала играть в эту игру.
– Ничего я не боюсь. Просто не желаю, чтобы ты себя принуждал… выполнять свой супружеский долг. Не думай, я догадалась, ты солгал мне тогда, в Ридинге. Решил пощадить мои чувства. Но я-то знаю, почему ты меня не взял. Я не из тех, с кем мужчины жаждут предаваться плотской любви. У меня скверная фигура и некрасивое лицо.
– Ах вот, значит, какими валунами ты решила подпереть пошатнувшуюся стену своей непорочности, – удивленно покачивая головой, сказал он. – Прости, не думал, что в число твоих достоинств входит столь изощренная изобретательность. Но выслушай меня и запомни мои слова навсегда: не знаю, как другие, но я желал тебя все это время, с той минуты, как впервые увидел. Я ни о чем другом думать не мог, я тобой бредил! Это просто какое-то наваждение! Ты можешь мне не верить, но я намерен немедленно доказать тебе искренность своих слов.
Он коснулся губами ее затылка и, наклонив голову, стал покрывать поцелуями шею. Вожделение охватило все ее тело, Анна ощутила сладостную истому внизу живота и между ног, и в этот миг внутреннее чувство подсказало ей, что Морван не лгал – ни тогда, в Ридинге, ни теперь. Он, в самом деле, желал ее, желал с той самой минуты, когда впервые увидел…
– Боже, как ты прекрасна! – выдохнул Морван.
Его пламенный взгляд, устремленный на ее нагое тело, согревал ее и воспламенял в ней желания, едва ли не более неистовые, чем те, которые рождались в глубине ее лона от его прикосновений и поцелуев.
– Ты – само совершенство! И я никогда не устану любоваться тобой! Я люблю тебя всю, Анна. Твое тело, и душу, и смелость твою, и доброту, твое бескорыстие и взбалмошность. Неужто же я еще не говорил тебе этого? Знаешь, это только потому, что подобные слова мне не раз случалось произносить в адрес других, к кому я не испытывал ничего, кроме вожделения. А теперь, когда я впервые говорю их искренне, они кажутся мне недостойными тебя, их мало, чтобы выразить то, что я сейчас чувствую…
Он медленно повернулся спиной к очагу, сделал несколько шагов и, наклонившись к ее уху, прошептал:
– А теперь я опущу тебя на супружеское ложе.
Он бережно уложил ее на белоснежную простыню. Полузакрыв глаза, она наблюдала, как он снимает с себя одежду. Роскошный алый камзол, белая туника и панталоны, сапоги и пояс вскоре очутились на полу. Нетерпение Анны все нарастало, но в этом ожидании, которое чуть пригасило бушующий огонь ее страсти, была своя мучительная прелесть.
Морван, обнаженный и прекрасный, как греческий бог, на миг замер у края кровати, любуясь ею. Она, не скрывая обожания, смотрела на его мускулистое поджарое тело, на завитки волос на широкой груди, на плоский живот, стройные длинные ноги…
– Ты прекрасна, Анна. Ты восхитительна в своей страсти. Отдай же мне ее всю. Будь моей.
– Да! Да! – крикнула она, чувствуя, как волна наслаждения подхватывает ее и несет далеко-далеко, в неведомое…