— После «Несвоевременных мыслей» выступать нужно только с самопокаяниями, — хмуро пробасил Горький, отводя взгляд. — Стыдно мне моего словесного блуда, дорогой Владимир Ильич, — начал было Горький. — В этой драке я масла в огонь подливал. Сожалею, что год назад не внял совету ваших делегатов, приходивших с предложением сотрудничать с вами.
— Знаете, Алексей Максимович, есть пословица: «Чем меньше грешить, тем меньше каяться». Мой совет вам: натура у вас художническая — политикой вам заниматься не стоит. В политике ветры разные бывают, порой кажутся теплыми, а оказываются «сиверко», как говорят на Каспии. Расскажите, пожалуйста, кто чем живет в Питере, кто о чем думает.
— Интеллигенция на распутье. Только у былинных богатырей были три дороги, а тут многие, и темные, и неизведанные. Кое-кто дрогнул, подался за рубеж.
— Кто не с нами, тот против нас… Продались за чечевичную похлебку?
— Иные за похлебку. Иные побывали на Гороховой в известном вам учреждении. Посидели в подвалах. Интеллигентные люди, особенно из ученого мира, исповедоваться по принуждению не желают. Интеллигенция — вещь хрупкая, и обращаться с нею нужно бережно. Некоторые мои сормовские земляки, помощники Дзержинского, к обращению с хрупкими вещами не привыкли. Интеллигенция желает быть независимой, претендует на самостоятельное мышление.
— Люди независимые от истории — фантазия. Вы по-прежнему влюблены в интеллигенцию, Алексей Максимович. И идеализируете ее. А вот интеллигенты не постеснялись всадить в меня две пули.
— В семье не без урода, Владимир Ильич, — нахмурился Горький. — Каюсь, моя вина, что своими высказываниями о диктатуре пролетариата разжигал пылкие умы.
— Дело прошлое, Алексей Максимович, — мягко произнес Ленин. — Помогите нам честную интеллигенцию привлечь к работе. Некоторые ученые нас радуют. Готовится экспедиция для исследования Северного морского пути. В это дело включился великолепный ученый, мой старый знакомый, Книпович. Расскажите, что делается в лаборатории по связыванию азота? Говорят, радий начали исследовать?.. У профессора Рождественского в лаборатории какие-то необычные дела.
— Когда только вы успеваете государственной машиной управлять и за наукой следить?! Говорят, что и фронтовыми делами сами занимаетесь?
— Помогают товарищи, — довольно произнес Ленин. — Богата наша земля талантами. Целая армия. Много людей с широким кругозором и партийной принципиальностью.
— По Петрограду ходят слухи, — сказал Горький, — что «левые коммунисты» снова пришли на работу в партийные органы и в наркоматы. Значит, поняли свою неправоту.
— Работать начали, но насчет понимания, гм, гм… — Ленин улыбнулся глазами, немного помолчал, потом добавил: — Лассальянские дрожжи в крови у многих бродят. Каша у них в голове вместо мыслей. Время покажет, как они поймут уроки истории. Может, повзрослеют, начнут думать по-большевистски. А пока нет-нет да и взбрыкнут, как телята на лугу. Кажется, Казань многих отрезвит. Пока они митинговали, создавать регулярную армию или нет, уже созданы Первая и Пятая революционные армии и бьют профессиональных военных с толком, так, что полковники еле успевают убегать.
— Доморощенных-то мятежников побьют, — согласился Горький. — Удастся ли с интервентами справиться?
— Чтобы удержать свободу, необходимо поголовное вооружение народа, вот в чем суть коммуны, — воодушевленно произнес Ленин. — В строю скоро около миллиона людей будет, — и шепотом добавил: — А через год и поболее. Другая сила действует. В Англии в парламенте освистали Керенского, пришедшего за подаянием на вооружение. Докеры отказываются грузить оружие и продовольствие для разных «добровольческих» и комучевских «народных» армий. Нужно нам еще одну силу завоевать — середняка. С кем он пойдет — это от нас зависит. Союз с середняком решит многое. Судя по первым месяцам революции в деревне, середняк за кулаком не пошел. В деревне Октябрь начался только в июле этого года. Кулаки в центральных губерниях хотели за собой повести крестьян, но бедняки и середняки их не поддержали. Посмотрим, что будет в Сибири, — там, кажется, пока мужики верят «Сибирской думе». Скоро поймут, что собой представляют эсеровские правители. Жаль, что придется им пройти суровую школу, потерять много людей. На своем горбу испытают программу эсеровских помещиков.
— Ой-ой, — поглядывая на часы, поднялся со стула Горький, — попросил разрешения взглянуть на вас, а задержался больше часа.