Стратегическая необходимость

Ланкастер позвонил, и двери тотчас же распахнулись. Перед ним стоял дежурный лейтенант в белом комбинезоне и шапочке. Знаки различия и змеи Эскулапа на воротнике были вышиты серебристой нитью.

– Чечель на месте? – спросил Ланкастер, проходя в приемный покой.

– Никак нет, – отрапортовал дежурный. – В кантине. Прикажете вызвать?

– Не надо. Проводи меня к Рауфу. Как его дела?

– Состояние полностью стабилизировано, регенерационные процессы в норме, Си-реакций не наблюдается. Скоро встанет на ноги.

Лейтенант провел его в бокс. Рауф полулежал на высокой койке, сунув под спину несколько подушек, и читал книгу в темно-красном переплете. Услышав щелчок герметической двери бокса, он встрепенулся.

– Вы, командир?..

Ланкастер сделал знак лейтенанту удалиться и придвинул к койке сверкающий белизной стул.

– Как ты? – спросил он.

– А как может быть? – улыбнулся в ответ начштаба. – Нормально. Селезенка растет как на дрожжах. С башкой тоже вроде порядок. Говорят, скоро разрешат вставать. Пока… – он откинул левой рукой край одеяла и продемонстрировал генералу жгут трубок и волноводов, торчащий из его бока. – Пока я вроде робота. А что у вас там? Сегодня заходил Моня, говорил, что вы завели дружбу с каким-то кузнецом, который якобы может вывести нас на этих?..

– Эти скоро нас треснут, – криво усмехнулся Ланкастер. – Но сперва я выясню, кто они такие. Колдуна я возьму завтра. Пусть пока побродит.

– Если они треснут, то дело плохо, – Рауф положил свою книгу на прикроватный столик и уселся поудобнее. – Против десанта мы не выстоим. Почему вы не хотите докладывать наверх?

– А что докладывать, Раф? Или ты сам не представляешь ситуацию? К тому же выяснились еще кое-какие подробности. Оказывается, мы здесь не просто так. За нас, знаешь ли, было заплачено.

– Я так и предполагал.

– Наши предположения теперь до жопы. Я уверен, что мы выясним, кто тут у нас расселся, и тогда уже и доложим.

– Может, надо было выяснять сразу?

Ланкастер закусил губу.

– Знаешь, я слишком боюсь показаться сумасшедшим, – признался он после долгого молчания. – Какой-то подвох виделся мне тут с самого начала. Я… понимаешь, я не хотел демонстрировать свои сомнения. Сомнения, страхи, называй как угодно. Командир, который дергается туда-сюда, никому не нужен. Ты же помнишь, какой я был – даже если я в чем-то и сомневался, то вы об этом и не догадывались.

– Догадывались, – тихо произнес Рауф.

– Вот как, – хмыкнул Ланкастер. – Все это время?

– Если вы имеете в виду войну – конечно, нет. Но перед Виолой… первым заметил Моня, потом уже я.

– И вы болтали об этом у меня за спиной, как старые бабы?

– Командир, но вы-то никогда не отличались излишней разговорчивостью. Во многих случаях мы до последнего не знали, куда идем и что нас там ждет. А спрашивать… – Рауф дернул плечом, – мы не считали себя бабами.

– Прости. Я совсем не это имел в виду.

– Ничего. Не думайте, что мы не верим вам. Как раз наоборот. Знаете, Моня как-то раз сказал мне, что рядом с вами ему воевать не страшно. А вообще он, по его словам, трус. Смешно, нет?

– Не очень. Если б у нас было побольше таких трусов, как Моня… Я, наверное, и в самом деле виноват перед всеми вами, Раф. Я действительно не хотел, чтобы вы видели мои сомнения. У каждого человека бывают минуты неуверенности, но командир не может себе позволить, чтобы его неуверенность увидели подчиненные.

– Значит, вы сознательно лишали себя человечности.

– Я никогда не был жестоким.

– Я не о том. Вы часто повторяли, что в мире не бывает ничего абсолютного, я сами пытались выглядеть абсолютом. Разумеется, мы все благодарны вам за то, что под вашим командованием большинство из всех нас благополучно пережили эту чертову войну, да, за что мы выжили, и вообще за наш процент потерь, ниже, кажется, ни у кого и не было, но… Вы всегда были отстраненным, ну, словно у вас есть не только задачи легиона, а еще и какие-то свои, собственные, и в них вы нас не посвящали. Так и сейчас. Почему вы не вцепились в кузнеца сразу, если он знал, где этот странный колдун?

– Потому что я попытался дать себе слово… – Ланкастер встал со стула, на его губах появилась горькая полуулыбка. – Слово стать человеком. Выздоравливай, Раф. Может, я приду еще завтра.

Он вышел из госпиталя со странным чувством какой-то потери. Может, потери иллюзий… нет, Ланкастер не думал, что его офицеры, рядом с которыми он прошагал все военные дороги, перестали в него верить. Он не боялся, что они отдаляются от него, в конце концов война давно позади, и того странного братства, что держало их вместе, уже не вернуть. Ему казалось, что сам он, легион-генерал Виктор Ланкастер совершает сейчас некую ошибку, наполненную глухим, молчаливым фатализмом.

«У меня нет пути вперед, – подумал он, медленно шагая по дорожке и слушая, как бетон отзывается мягким рифленым подошвам его сапог, – но и назад тоже. Я словно бы застрял, как муха в янтаре. Я существую, но это иллюзия, потому что на самом деле это мир крутится вокруг меня, а сам я навеки замер, закованный в своем ужасе… ужасе чего? Ужасе ошибки? Ужасе оказаться слабее, чем я есть?»