Действительно, именно после возвращения из плавания Джек Лондон зажегся смутной идеей продавать «изделия своего мозга», а не оставаться дешевой мышечной рабочей силой. Природа такой идеи – в жажде выжить. Это было еще слишком далеко от жажды творить ради творчества. Но появившееся чувство было предвестником чудесного душевного порыва и перелома в сознании Джека. Он подошел к вопросу с развитым не по годам и впоследствии свойственным ему целостным и суровым синтезом, отбросив ситуативную эмоциональность и подвергнув свои шансы самому жесткому анализу. Прежде чем принять решение, Джек выносил его в своей беспокойной холерической душе и в оказавшемся способным на большие чувства сердце. Для начала юноша небезосновательно решил, что необходимо получить какое-то формальное образование – но не для получения свидетельства, а для заполнения белых пятен в своем представлении о мире. Джек сам описал свое прозрение и возникновение в голове первого подобия идеи: «В основном я занимался самообразованием, другого наставника, кроме себя самого, у меня не было…Никогда не бывал без книги…Я был рыбаком, устричным пиратом, матросом на шхуне, служил в рыбачьем патруле, был портовым грузчиком, в общем, искателем приключений на заливе – мальчишка по годам и мужчина среди мужчин. И всегда с книгой, и всегда за книгой, когда другие спали, а когда они вставали, я был таким же, как они, потому что я всегда был хорошим товарищем».
Его не испугал и не смутил тот факт, что он оказался великовозрастным девятнадцатилетним дылдой среди аккуратных, не нюхавших жизни пятнадцатилетних мальчиков и девочек. Он был зол, замкнут и удивительно самососредоточен. Джек шел своей дорогой и был готов к любым шероховатостям и сюрпризам, преподносимых жизнью. Именно в школе начинаются первые осознанные попытки писать: «Истории мальчишки из Фриско» печатаются в школьной газете. Великовозрастный школьник, убирающий после уроков загрязненные помещения этого священного места, начинает мучительно оттачивать стиль. Джек все дальше уходит, просто убегает от предложенных школой программ – то, что предназначено среднему человеку, не подходит безнадежному фанатику. Работая самостоятельно почти с цикличностью вечного двигателя, прерываясь лишь для установленного пятичасового сна, Джек вдруг понял, что такое малопродуктивное учреждение, как школа, становится ненужной обузой. Ему нужны сильные страсти, сильные переживания. Кроме того, ему приходилось еще зарабатывать на жизнь, и не только себе, но и семье.
Но его мир уже начал наполняться спасительным смыслом. Яростно вгрызаясь в книги по двенадцать часов в сутки, Джек за три месяца усвоил двухгодичную школьную программу и успешно сдал экзамены в Калифорнийский университет. Он научился работать ВСЕГДА, поглощая немыслимые объемы информации и молниеносно синтезируя их. Но ему не суждено было закончить высшее учебное заведение – жестокая испепеляющая нужда, начавшийся настоящий голод в его и без того скудно питающейся семье, проблемы со здоровьем слабеющего отчима, которого Джек любил, как родного отца, – все это вырвало страстного юношу из приятных, манящих объятий творческой лихорадки. Ему снова на время пришлось стать рабочей машиной, отдающей все силы за получение куска хлеба. Это Джек уже проходил, и для него было совершенно не важно, удавалось ли ему найти работу кочегара за тридцать долларов в месяц вместо двух уволенных до него, получавших по сорок каждый; или это была подвернувшаяся работенка в прачечной, где за десять часов изнурительной работы он получал один доллар; было ясно одно: он возненавидел рабский труд за кусок хлеба. Ирвинг Стоун указывает, что в этот период Джека одолевали настолько сильные сомнения пробить брешь к высшему социальному слою, безысходность ситуации казалась порой настолько тупиковой, что в его душе периодически появлялись даже мысли о самоубийстве. Но он не зря был борцом по натуре, а сложные перипетии детства сформировали в Джеке чувство непримиримого победителя. Он готов был уступить на время, но не проиграть. Тактическое отступление – еще не поражение.