Стратегии счастливых пар

Сексуальная жизнь этой пары пронизана еврейско-религиозным аскетизмом. Будучи неотъемлемой частью семейной жизни, делая ее полноценной, секс, кажется, никогда не превращался в область чувственного наслаждения тела ради самого наслаждения. Хотя глубинные корни этого явления следует искать в общем для обоих поклонении традициям, дело не только в этом. Время возвышенной любви стало временем трепетного, вожделенного ожидания брака, и это было результатом не только воспитания, но и книжно-романтического, самоотреченного, схожего с монашеским самовоспитания. Долгое воздержание подстегивало ощущение величия любви, усиливало экспрессию и эмоции. Для путешествующего Марка сдерживающим фактором выступала необходимость добиться успеха, чтобы, вопреки нищете, соответствовать достаточно богатой невесте; только безоговорочное признание живописца могло позволить молодому человеку презреть меркантильные претензии родственников невесты. Годы формирования в нем мужчины – это волевая сублимация сексуальной энергии, силовое превращение ее в духовную силу художника. Нельзя сказать, что он не испытал на себе действие раздражителей. И «Моя жизнь», и книги Беллы ненароком указывают на присутствие раздражителей – от мастурбации учеников в школе до откровенного рассказа сельской женщины о том, как она приняла насилие милицейского патруля – около двадцати человек, – чтобы сохранить перевозимые мешки с мукой. Эта тема волновала молодого художника, ощутимо тревожила сознание, но происходило это уже тогда, когда личность и принципы были сформированы, когда платоническая любовь уже заняла более высокое место в ценностной ориентации, чем сексуальные приключения. Его чувства походили на коллекцию кристаллов, слившихся в драгоценном камне, обрамленном защитным металлом. В своей книге Шагал сообщает, как повесил в домашней мастерской нарисованную обнаженной Беллу. А мать назвала работу «срамом» и, пристыдив сына, велела убрать. Описанный эпизод является весьма полезным для оценки отношений Марка к сексуальной сфере вообще, потому что центральным мотивом для демонстрации рисунка являлось распирающее грудь, горделивое желание сообщить окружающим, что наготу любимой он способен воспринимать прежде всего как красоту, а уж потом как волнение плоти и чувственное сплетение тел. Хотя, очевидно, что сексуальное желание он также испытывал и не имел намерения скрывать этого, потому что осознанно сумел перешагнуть через него.

Незримый полет одержимых

Надежность любого семейного союза опирается, в первую очередь, на мужское постоянство и женскую привлекательность, связанные безусловным доверием. В чем причина такого, часто несвойственного живописцам, постоянства в любви и откуда у его спутницы неизменная притягательность образа? Стремясь к истине, Марк Шагал, отрешенный и крайне сосредоточенный, тем не менее, был лишен эгоцентризма и вампиризма, свойственного, скажем, Пикассо или Дали. Ему не так легко было вырваться из липкого кокона собственной семьи, и в отличие от поиска хлесткой формы самовыражения, направленной на подчеркнутое доминирование своих образов, первоначальный поиск Шагала имел целью еще и возвратить любовь отца, признание родителями иного, непрямолинейного пути, доказательства, что его чувственная сфера находится выше их материализованных устремлений. Его первый мотив сродни стремлению Леонардо да Винчи, также искавшего сначала любви, но признававшего любовь в качестве великого познания, тогда как Шагал поэтически воспринял любовь как чувственную сферу, как дар одного человека понимать другого и общаться с ним. Наконец, Шагал стал единственным из плеяды признанных мастеров кисти, за кем тянулся такой гипнотический шлейф выставленного напоказ философского еврейского воспитания. Крепкая настойка из корней религии и традиций была и для него, и для Беллы неизменным лечебным напитком, возвращающим в лоно обостренного восприятия единства со своим народом. Если Пикассо, Дали, Ван Гог и даже несокрушимый в своем одиночестве Леонардо поставили любовь на службу изысканных и пикантных, пусть даже и мучительно-прекрасных, как у Леонардо, форм, то Шагал подчинил формы самой любви, воссоздав в живописи визуальную элегию этому прекрасному чувству.