Каждая титаническая личность – это вулкан, зона повышенной возбудимости и повышенного риска. Крупнейший специалист в области психоанализа Карл Леонгард после исследования области человеческих склонностей и акцентуаций пришел к однозначному выводу, что каждый человек имеет свою собственную акцентуацию. Что касается выдающихся личностей, то их акцентуация – их идеи, которые не выпускают их из стальных тисков и заставляют совершать невероятные поступки. Они готовы безропотно обречь себя и своих близких на долгие годы лишений, как Карл Маркс или Махатма Ганди. Они научаются перевоплощаться и становятся изобретательными актерами, хитрыми обольстителями и чудовищными лицемерами, как Юлий Цезарь, Коко Шанель или Карл Юнг. Они благодаря бесконечным упражнениям в совершенстве владеют категорией образа и достигают уникальных способностей предавать анализу даже то, что не может быть осмыслено, – как Рене Декарт, Елена Блаватская или Альберт Эйнштейн. Они готовы никогда не вступать в брак ради утверждения собственных принципов и продвижения своей идеи – как Адам Смит, Исаак Ньютон, Никола Тесла. Эти способности – результат одержимости, а не данный свыше дар. Одержимость – это тот внутренний стержень, который, пронизывая весь жизненный путь, наполняет жизнь бесконечно важным содержанием, поддерживающим внутреннюю гармонию и толкающим на вечный поиск нового.
Никола Тесла был поглощен своими идеями до крайности. Говорили, что во время работы он как будто пребывал во сне и, даже проходя мимо хорошо знакомого человека, мог его просто не заметить. Однажды из-за своей задумчивости он попал под такси. Правда, Тесле повезло больше, чем другому сосредоточенному ученому Пьеру Кюри, погибшему под колесами тяжелой повозки. Не потому ли Тесла считал себя самым богатым человеком в мире по части обладания идей?
Антон Чехов, который уже на первом курсе университета начал печататься, к изумлению приятелей и знакомых совмещал литературный труд с учебой. Секрет, как оказалось, был прост: молодой человек отчаянно работал по ночам. От изматывающего труда он порой дергался в нервных судорогах, а бывало, так худел, что его едва узнавали знакомые.
Это не отдельные эпизоды нечеловеческого напряжения титанов, это типичные ситуации. Чтобы достичь чего-нибудь стоящего, необходимо напрягаться, не жалея себя. Следует научиться сосредоточенности и концентрации усилий.
Правило одиннадцатоеОтношение к конкуренции как к дополнительному стимулу действовать активноНаличие конкуренции предопределяло бескомпромиссную борьбу. Победитель нередко являлся и автором бесчисленного количества хитроумных ходов, уловок и уникальных творческих решений.
Небезынтересно, что, не любя своих конкурентов, даже принижая их достижения, по-настоящему выдающиеся личности фокусировали внимание не на подрыве авторитета соперников, а на собственных достижениях, на улучшении результатов, создании таких уникальных продуктов, которые бы претендовали называться шедеврами.
Леонардо да Винчи не любил Микеланджело, последний же его просто не переносил, не желая даже говорить о мастере, чьи способности явно не уступали его собственным. Иван Павлов и Владимир Бехтерев говорили друг о друге в уничижительном тоне, не признавали достижений друг друга. У писателей и философов, где достижения еще более относительны, отношения друг к другу вообще грешны до комичности. Вот что сообщает Дмитрий Мережковский о взглядах Льва Толстого на иных творцов: «Ницше кажется ему, так же как самым беспечным русским газетчикам, только – полоумным. […] «Фауст» для него фальшивая монета, потому что это произведение слишком культурно-условно. Любовные новеллы Боккаччо уже с другой, аскетически-христианской точки зрения считает он «размазыванием половых мерзостей». Произведения Эсхила, Софокла, Еврипида, Данте, Шекспира, музыку Вагнера и последнего периода Бетховена называет он сначала «рассудочными», а затем «грубыми, дикими и часто бессмысленными». Но, кажется, Владимир Набоков идет еще дальше в отношении конкурентов. О Борисе Пастернаке, который, как, вероятно, полагал русский американец, получил Нобелевскую премию за «Доктора Живаго» вместо него самого, он написал: «Есть в России даровитый поэт Пастернак. Синтаксис у него выпуклый, зобастый, таращащий глаза, словно его муза страдает базедовой болезнью». Но чем больше Набоков язвил, тем больше работал и над собой, превратив свои индивидуальные принципы словесности в весьма оригинальную и пеструю, на редкость эстетическую литературную доктрину.