Когда эта чудовищная женщина наконец покинула бренный мир, один историк воскликнул, что умерла не женщина, умерла сама власть. В этом возгласе (а он очень точно отражает действительность) содержится ключевой элемент душевного противоречия самой Екатерины Медичи. Ступив на путь мести и непримиримой вражды с миром, она потеряла облик женщины, превратившись в уверенный и четко отлаженный, без эмоций, механизм идеальной власти, в которой любовь заменяется доминированием, а материнская нежность – всеобъемлющим покровительством и воспитанием из детей послушных исполнителей своих планов. Она ушла из жизни такой же пустой, как и пришла в нее, незваная гостья, которой слишком часто пренебрегали, чтобы она сумела сменить отчужденное одиночество на искреннее сопереживание.
Иван IV Грозный
А я, пес смердящий, кого могу учить и чему наставлять и чем просветить? Сам вечно в пьянстве, блуде, прелюбодеянии, скверне, убийствах, грабежах, хищениях и ненависти, во всяком злодействе…
(25 августа 1530 года – 17 марта 1584 года)
Отношение к Ивану Грозному, как часто бывает в подобных случаях, в XXI веке весьма противоречиво. С одной стороны, это первый русский царь, заметно укрепивший централизацию государственного управления и расширивший границы державы, с другой – отъявленный маньяк-убийца, садист и мерзавец, издевавшийся над невинными людьми ради потехи. Действительно, в славянской истории образ царя Ивана Грозного – один из самых запоминающихся. Это должно вызывать удивление, потому что российский самодержец, кажется, впитал в себя все худшие человеческие черты, «прославившись» вовсе не великими делами и удавшимися государственными реформами, а методичным истреблением лучших представителей своего народа, дикими пытками и неуклонным стремлением прикоснуться к смерти, жаждой подчинить потусторонний мир. Историки, справедливо сравнивающие Ивана IV с самыми жестокими правителями средневековой Европы, тем не менее сходятся на мысли о том, что не было равных «московскому палачу».
Как и жажда мщения Чингисхана, враждебное ко всем отношение Ивана Грозного могло бы быть оправдано нравами времени: не будь он таким жестоким и не пролей столько крови, возможно, был бы устранен властолюбивыми боярами, то и дело затевавшими смуты. Можно также принять во внимание выводы ряда ученых о психических заболеваниях царя Ивана Васильевича, и в частности о генетических истоках его поведения. К. Валишевский, например, настаивает на необходимости принимать во внимание и слабость ума прадеда царя Василия Темного, и предрасположенность к нервным заболеваниям его бабки Софьи Палеолог. Н. Михайловский признает Ивана IV маньяком и психопатом, человеком с явно помутившимся рассудком. Р. Скрынников намекает на связь признаков вырождения царской семьи (младший брат царя Юрий был глухонемым идиотом, сын самого Ивана Федор страдал слабоумием) с поведением Ивана IV. А согласно мнению психиатра П. Ковалевского, Иван Грозный страдал паранойей с манией преследования. Таких оценок достаточно много, но они все же представляются вторичными, поскольку поведение кровавого правителя очень последовательно, шаг за шагом взлелеяно его ближайшим окружением и им самим. Более того, на фоне довольно высокого уровня образованности самодержца и даже признаваемого многими исследователями неординарного ума поступки
Ивана Васильевича кажутся осознанными и вполне логичными. К слову, образование царя, его часто восхваляемая биографами начитанность и отчаянные пробы пера отражают не только стихийность натуры, но и отсутствие четких устремлений, использование творческого потенциала лишь для того, чтобы замаскировать свои живые инстинкты и звериные побуждения. Ведь не случайно В. Ключевский отмечал «беспорядочность» содержания сочинений царя, его «хаотическую память», не приспособленную для служения плодотворным идеям, и наконец, его внутренний идеальный мир, где Иван мысленно пребывал в общении с пророками и великими мыслителями, пытливо стараясь разглядеть свои собственные черты в их нетленных обликах. По сути, образование оказалось востребованным царем Иваном лишь в одном – в поисках многочисленных доказательств божественности своей власти. Человек, не достигший ничего благодаря напряжению собственной воли и силы ума, он тщательно искал «Божьего соизволения» для своих поступков. Собственно, он искал небесного оправдания своим преступлениям, ужасам, ответственность за которые он намеревался возложить на Бога.