Стратегии злых гениев

Сначала, после удаления от себя Сильвестра и Адашева, самодержец занялся кровавой чисткой рядов приближенных, методично и последовательно истребив родственников и друзей Адашева. А уж затем организовал знаменитую опричнину, основанную на приближении и возвышении людей социально опасных, готовых ради милости царя и обогащения на любые преступления и имеющих в глазах самодержца лишь одну ценную характеристику – преданность. Опричнина была призвана стать не только непробиваемым кольцом личной защиты царя, но и неумолимым карательным органом для бояр, осмеливающихся смотреть Ивану прямо в глаза, без подобострастия и страха. Он желал раздавить горделивых аристократов, поэтому окружил себя отъявленными негодяями, готовыми из-за своих ужасных склонностей, раболепия перед хозяином, а порой просто из страха выполнить любое его злодейское желание, поучаствовать в любом, самом скверном действе, при этом прикрываясь якобы заботой царя о народе и государстве, демонстративным стремлением правителя навести порядок и укрепить мощь державы. Были тут и иностранцы, подавшиеся в бескрайнюю Московию в поисках альтернативы и новых возможностей для возвышения. Создавая личную гвардию по типу римских преторианцев, Иван Грозный сначала говорил о тысяче воинов, но вскоре их число достигло шести тысяч. Возможно, этим шагом была создана первая в России универсальная машина для репрессий и организованных убийств, совершаемых против собственного народа от имени государства. Бесчинства этих людей (а они обладали широчайшими полномочиями) достигли небывалых масштабов, затмив все совершенные доселе преступления. Осуществлялись они с невиданным цинизмом, напоминали скорее фарс и сами по себе стали отражением мировоззрения Ивана Грозного, его страхов и жажды признания. То, чего царь был неспособен достичь как государственный деятель, он выбивал из своих подданных силой, вырывал у них в предсмертной агонии.

«Холопий своих мы вольны жаловать и казнить» – так сформулировал свое самодержавное мировоззрение Иван Грозный в одном из многочисленных писем к ненавистному беглецу Курбскому, до которого не могла дотянуться его жаждущая мести рука. Ключевым, символическим штрихом всего опричного действа явилось превращение гвардейского шествия в шествие царя Ивана, который все чаще сам принимал участие в пытках и истязаниях. Окружив себя отборными негодяями, он словно открыл шлюзы для потока деструктивного и бурно расцветающего сатанизма. Он не только позволил это, но сам вдохновил опричников на мерзкие преступления, возбудив у многих скрытую страсть к насилию, узаконив самые низменные инстинкты. Он жаждал доказать, что темные силы в человеке способны взять верх, заглушив все остальные порывы. Но царь-изверг доказал это лишь в отдельно взятом месте и в отдельном, вырванном отрезке времени, в созданном своими руками парке Иванова периода, который скорее мог бы называться царством человеческого вырождения.

Проклятие искателя кровавых приключений

Если пристально всмотреться в личность царя Ивана Васильевича, прежде всего бросается в глаза нарушение ее целостности, отсутствие плодотворного начала. Главная метаморфоза внутреннего мира царя выразилась в неспособности приобщиться к жизненным ценностям и счастью. Имея колоссальный потенциал, пользуясь исполинскими рычагами влияния и власти, московский средневековый правитель не сумел избавиться от болезненного напряжения, обрек себя на пожизненную неуверенность в себе, страх и тоску. Чудовищное неверие в собственные производительные силы и вечная тревога заставили Ивана Грозного ненавидеть, завидовать, искать врагов и бороться с ними, проявлять худшие человеческие качества в изощренных формах насилия и агрессии.

Неудивительно, что неуравновешенный и несдержанный, лишенный внутренней гармонии и душевного покоя, царь Иван нигде не находил успокоения. Живя в страхе вечного заговора и мнимой опасности, в поисках убежища он постоянно менял место своего пребывания, таская за собой многочисленные обозы с добром, которому находилось рациональное применение разве что во время восстановления Москвы после многочисленных пожаров и сожжения столицы врагами Руси. То царь, как обожженный огнем зверь, бежал в Александровскую слободу, где правил, окружив себя плотным кольцом преданных опричников, то, ужаленный во сне аспидом страха, гнал коней в Новгород, где, насильно выселив не менее тысячи жителей, намеревался строить свою государеву резиденцию. Страх возмездия постоянно довлел над монархом, принуждая его совершать даже такие трагикомические шаги, как поиски убежища в Англии и сватовство к королеве Елизавете.