Стратегия

 Рост значения генеральной операции в стратегии сокрушения приводит к тому, что операция уже не рисуется как одно из средств ведения войны, а затмевает собой конечную военную цель и получает самодовлеющее значение. Вопрос о целесообразности операции отходит на второй план. Оперативные и тактические соображения получают перевес. Все равно, когда и где разбить неприятеля, лишь бы удар имел уничтожающий характер. Важно, чтобы тактические действия войск направлялись по линии наименьшего сопротивления. Поэтому, с точки зрения стратегии сокрушения, не следует упрекать Людендорфа за выбор для решительного удара в марте 1918 г. Амиенского, наименее важного стратегически направления на стыке французских и английских армий. Вопрос о направлении является при сокрушении второстепенным по сравнению с размахом удара. Ошибка германского управления заключалась в стремлении уменьшить долю риска, сохранить сплошной фронт, отказаться от самого причудливого перемешивания своих и неприятельских войск в один слоеный пирог, который получился бы при продвижении вперед, игнорирующем участки, которые продолжали быть занятыми неприятелем; немцам следовало стремиться к огромному увеличению площади операции, имея в виду, что все спутавшиеся на ней части и средства обеих сторон в конечном результате окажутся во власти победителя. Напротив, в дальнейшем наступательные попытки Людендорфа на новых участках, связанные с новыми развертываниями, имевшие частью демонстративный характер, уже резко противоречили стратегии сокрушения. Это уже фехтование измора, фехтование, неизмеримо менее связывающее волю противника; и насколько обстановка, в которой Германия находилась в 1918 году, могла бы оправдать наступательную попытку в стиле сокрушения, настолько проявление активности в изморе являлось несоответственным.

Нигде не сказывается в такой степени необходимость проводить отчетливую грань между стратегией сокрушения и стратегией измора, как в вопросе о целесообразности операции (раньше — генерального сражения). Г.А. Леер, все мышление которого было построено в духе сокрушения, совершает, на наш взгляд, грубую логическую ошибку, выдвигая вопрос о целесообразности сражения, венчающего операцию; для Наполеона, конечно, этого вопроса, этих сомнении не существовало, так как генеральное сражение являлось идеалом, желанной целью, к которой он стремился. И Г.А. Лееру, в подкрепление своих нарушающих стиль сокрушения соображений, приходится, естественно, обратиться к мыслям теоретиков измора, к замечанию Морица Саксонского, что сражения «являются обыденным прибежищем неграмотности», к поражающему его замечанию Фридриха Великого, что «бой представляет средство скудоумных генералов», и что надо ввязываться в него лишь тогда, когда ожидаемый выигрыш выше того, чем мы рискуем. Леер[137] приводит даже речь герцога Альбы, полководца середины XVI века, имевшую цель остудить пыл его помощников, требовавших боя с французами, и обращавшуюся к их рассудительности и хладнокровию: нельзя ставить на карту целого королевства против одного лишь расшитого кафтана французского полководца; последний и так отступает и в бою рискует потерять лишь свой обоз. Победа может быть и бескровной; сражения следует давить: 1) чтобы выручить важную крепость; 2) если к неприятелю идут подкрепления, которые могут дать ему решительный перевес; 3) в начале войны, для производства политического впечатления на союзников и тайных врагов; 4) при полном падении духа неприятеля, когда он не может больше сопротивляться; 5) когда мы так стеснены, что остается только погибнуть или победить.

Рассуждения Морица, Фридриха, Альбы весьма любопытны, но вовсе не вяжутся со стратегией сокрушения. Стратегическая теория может осмыслить вопрос о целесообразности операции, лишь установив диалектическое различие между сокрушением и измором[138].

 Измор