Стратегия

Несколько повышенная оценка наших войск и настояния французов принудили наш генеральный штаб вести одновременно две операции — в Галиции и Восточной Пруссии. Несомненно, было бы выгоднее (если бы французы давали надежду сколько-нибудь продержаться без нашего содействия) вести превосходными силами наступление в Галиции, что, несомненно, заставило бы пруссаков или перейти в наступление на Нарев, или добровольно очистить Восточную Пруссию для непосредственной поддержки австрийцев.

После неудачи первого вторжения в Восточную Пруссию в августе 1914 года, условия сообщений требовали повторения этой операции. Конец Ивангород-Варшавской операции являлся для этого наиболее подходящим моментом. Преследование отходящей в Силезию 9-й армии можно было поручить лишь кавалерии. В начале ноября 1914 года следовало направить не менее 50 русских дивизий, чтобы покончить с «осиным гнездом». Если эта операция, по состоянию войск и материальных средств, являлась невозможной, следовало бы вообще отказаться от всякой другой и перейти на зиму в выжидательное расположение.

Лодзинская операция явилась неудачей для русских потому, что она протекла на левом, а не на правом берегу Вислы[153], что было крупной ошибкой русской стратегии. Неудачи Самсонова и Ренненкампфа сделали поход в Восточную Пруссию непопулярным. Не выполнив этого номера, русская стратегия решила перейти к следующему. В результате, под удары пруссаков подставлялся русский фланг на всем протяжении от Белостока до Лодзи. Русские сообщения были на весу. Каково бы ни было течение событий, очевидно, успеха русское наступление иметь не могло.

 Поджог своих кораблей

 Пока отсутствуют предпосылки для сокрушительного удара и приходится бороться за создание их, логика Александра Македонского, примененная в период, предшествовавший началу его углубления в Азию, является исчерпывающей. Однако, эта логика вовсе не отвечает периоду самого развития сокрушительной операции, и Жомини и Леер были неправы, возводя в непреложный, вечный закон начала безопасности и удобства операционной линии. Соответственные главы их трудов находятся в противоречии с идеей сокрушения, на которой строилось их учение. Исследуя Наполеоновские походы, они не понимали того огромного риска, на который шел Наполеон, и который тесно связан с осуществлением всякого сокрушительного замысла. «Успех и опасность всегда нераздельно следуют друг за другом; это динамический закон войны. Следовательно, если стремятся увеличить успех, то тем самый увеличивается и опасность, и важно лишь, отвечает ли это нарастание требованиям и особенностям нашего положения», писал Клаузевиц[154]. Нельзя осуждать за риск вообще, надлежит раньше исследовать, уместен ли был риск в данном случае. Лишь при неуместности риска мы можем говорить об авантюре. Ермак Тимофеевич был завоеватель, а не авантюрист.

Веласкец, испанский генерал-губернатор на острове Куба, в 1519 году, прослышав о богатстве Мексики золотом, собрал в Сант-Яго де Куба экспедицию в составе 11 кораблей с 10 пушками; 508 солдат с 16 лошадьми и 110 матросами были подчинены Фердинанду Кортецу, одному из наиболее отважных подчиненных Веласкеца. Последний, однако, ввиду своеволия Кортеца, послал ему приказ — сдать командование экспедицией и съехать на берег. Кортец, получив приказ, распорядился поднять якоря, отплыл к берегам Мексики и высадился в Веракруцской бухте; там его солдаты, уяснив, что Кортец командует ими без законного мандата, подняли бунт. Кортец усмирил его. Решившись идти внутрь Мексики, к ее столице, Кортец не мог рассчитывать обеспечить за собой сообщения на многие сотни километров. Корабли в Веракруцской бухте не могли быть им охранены и представляли лишь элемент, напоминавший о базе, которая осуждала авторитет Кортеца, вносивший разложение в его отряд. Кортец приказал сжечь свои корабли и двинулся в глубь страны ацтеков. Через неделю по прибытии в столицу он захватил императора Монтезуму и стал эксплоатировать страну. Через год Веласкец собрал новую экспедицию (18 кораблей с 12 пушками, 900 пехотинцами, 85 всадниками) и отправил ее в Мексику, чтобы низложить и арестовать Кортеца. Оставив 140 человек в столице, с лучшими бойцами двинулся Кортец навстречу новой экспедиции, и, несмотря на большое ее численное превосходство, напал на нее, разбил и остатки ее присоединил к своему отряду. Несмотря на все восстания, вызванные жестокостями эксплоатации, Кортец остался хозяином положения, бил челом испанскому королю завоеванной империей и ушел, лишь будучи отозванным в Испанию.