Стратегия «большого рывка»

Еще более усиливает угрозу фактор надвигающейся геоклиматической катастрофы. Практически все специалисты говорят, что после и в ходе катастрофы единственной стабильной и ресурсообеспеченной зоной будет Северная Евразия. И мы не случайно постоянно слышим разговоры на Западе о том, что несправедливо, что русские владеют такими пространством и территорией.

Ясно, что комбинация этих факторов резко ухудшает и без того сложное положение России. Мы уже видели в 91 году и знаем, как это было в 1917 году, когда наши внутренние противоречия, структурные кризисы превращаются извне в системные по схеме «кризис — война — революция» или «кризис — война — смута».

Иными словами, военное время, в которое мы живем, может воздействовать на наше общество, на страну двояко. Первый вариант — это усиление противоречий, смуты, которое, безусловно, будет использовано извне.

Второй вариант — это сплочение населения в условиях кризиса. Русская история дает немало оснований для оптимизма. Дело в том, что каждый раз Россия выскакивала из кризиса усилившейся. В начале XVII века нас можно было брать голыми руками. Однако Европа находилась в кризисе, там шла тридцатилетняя война 1618–1648 годов, было не до нас. А когда стало до нас, мы уже были достаточно сильны, чтобы сломать хребет полякам.

То же самое после петровских реформ: когда Россию тоже можно было брать голыми руками, европейцы находились в кризисе, вели свои войны за разные наследства. А в середине XVIII века мы были уже настолько сильны, чтобы сломать хребет Фридриху.

И наконец, после Гражданской войны тоже — мировой кризис, обострение всех противоречий: немцев с англосаксами, внутри саксонского мира — между англичанами и американцами, между Ротшильдами и Рокфеллерами. И в условиях этого кризиса Россия выскочила и решила свои проблемы.

Это, конечно, не значит, что так будет всегда. Для того чтобы выскочить, нужен субъект стратегического действия. У России, скажем, начала XX века, этот субъект был. Здесь совершенно верно говорилось об идеологии. Но идеология должна иметь своего носителя, она должна иметь тот субъект, который ее реализует. Ситуация последних 50–60 лет показывает, что те политические, властные формы, которые доминировали в мире в XX веке, уходят: уходит эпоха партий, уходит эпоха государств. И одна из важнейших задач ближайшего десятилетия (дальше прогнозировать сложно) — это создание новой конфигурации власти, новой формы организации власти, которая способна переломить ситуацию. Разумеется, сказать это значительно легче, чем сделать, но полагаю, что реальной формой для выхода России из кризиса должно быть то, что я называю «импероподобным образованием». «Импероподобным», потому что эпоха империй прошла, но в то же время мы видим, как глобализация разваливается на неоимперские куски.

Ядром импероподобного образования должны быть ОПК, армия, спецслужбы и научные комплексы. Естественно, принципиально измененные. И речь идет не о какой-то локальной реформе. Посмотрите, что происходит в мире. Немцы провели реформу своих спецслужб. Они ориентируют их на борьбу с сетевыми структурами. Немецкая реформа армии по чисто политическим причинам захлебнулась, но они тоже двигались именно в этом направлении. Иными словами: XXI век выиграет тот, кто создаст новое оргоружие, новую форму власти, которая будет крушить оппонентов примерно так, как испанские конквистадоры крушили ацтеков, то есть имея преимущество на порядок.

Если мы внесем в это свой посильный вклад, Изборский клуб решит ту задачу, ради которой он создавался.

Михаил Леонтьев, телеведущий, главный редактор журнала «Однако»:

В принципе, я согласен практически со всем, что здесь было сказано. Понятно, что вызов, который стоит перед страной, — это выживание. Потому что мы сталкиваемся с глобальным кризисом в экономике и с сопровождающими его социальными и военными потрясениями, которые совершенно неизбежны. Все это действительно ставит нас на грань выживания.

Уже много раз говорилось, в том числе и президентом, что мы очень много сделали для укрепления суверенитета нашей страны, но нынешняя структура российской экономики вовсе не гарантирует сохранения этого суверенитета и не гарантирует нам даже физического выживания — в силу того, что здесь уже говорилось о «нефтегазовой игле», деградации промышленного потенциала и так далее.

Цена восстановления пошатнувшегося макроэкономического равновесия в мире будет не просто очень велика — она будет беспрецедентна. И это не есть мягкий процесс циклического движения мировой экономики — это целый ряд катаклизмов, включая голод, войны, эпидемии и так далее.

Но что мы увидим на выходе? Потому что если мы совершаем рывок, то должны хотя бы в общих чертах понимать, где окажемся, в какой мир собираемся ворваться.