Если брать компетенцию современного либерализма, то это отнюдь не любовь к свободе, а очень четкая фиксация, что государство должно служить глобальному бизнесу. А если существование какой-то биомассы, которую по праздникам именуют населением, несовместимо с интересами глобального бизнеса, то тем хуже для этой биомассы — она не имеет права на существование. Это сегодняшняя позиция не просто отдельно взятых либералов, а формула либеральной социально-экономической политики, которая успешно осуществляется в нашей стране на протяжении всей последней четверти века национального предательства.
Есть надежда, что ей придет конец. Потому что в России крепнет желание вернуться к корням. И поэтому наш клуб — традиционалистский. Это традиция — что государство должно служить своему народу. При этом, безусловно, человек не живет без сверхзадачи: биологически он так устроен. Человек — это социобиологический организм, который без сверхзадачи, без того, что выходит за рамки повседневной жизни, биологически существовать не может — он вырождается очень быстро. И это означает необходимость идеологии. Причем практика показывает, что в условиях всеобщего высшего образования просто религиозного возрождения мало. И более того, религиозное возрождение, которое идет в многоконфессиональной стране в разные стороны, оно общество не строит, как было 600 лет назад, а, скорее, разрушает.
Что сегодня происходит в мире? Человечество изменяет свой характер. Происходит очень глубокий переход. На протяжении всей нашей истории мы меняли окружающий мир. А когда на смену обычным индустриальным технологиям приходят технологии постиндустриальные — информационные и биологические — это означает, что человек начинает менять себя. Изменяется вектор развития. Этот переход будет большой, долгий, мы конца его не видим — мы в его начале. Но, слава Богу, экономика — наука простая, на поверхности все просто. Экономический кризис, который является одним их элементов этого перехода, достаточно прост: сложились глобальные рынки, на глобальных рынках сложились глобальные монополии, и, как учил за 15 лет до западных теоретиков товарищ Ленин, эти монополии загнивают. Это проявляется в нехватке спроса, в росте долгов, во всех тех «замечательных» деталях, которыми сейчас занимаются фондовые аналитики.
Выхода их этой ситуации нет. Мир в его нынешнем состоянии срывается в глобальную депрессию. Она будет хуже Великой депрессии конца 20-х — начала 30-х годов, потому что с легкостью может породить большое количество войн. Но эти войны не будут из нее выходом. Потому что Вторая мировая война сломала многие старые макрорегионы, внутри которых загнивали монополии. Из пяти макрорегионов — Британская империя, Соединенные Штаты, Европа, объединенная тогда Гитлером, Советский Союз, «Тихоокеанская зона сопроцветания» Японии — осталось только два рынка, произошло укрупнение регионов, произошло увеличение уровня конкуренции: монополии временно перестали загнивать просто из-за конкуренции.
А сейчас мир един. Открывать форточку и привлекать конкуренцию извне невозможно. Никакие кочевники ниоткуда не придут в силу недостаточной интенсивности межпланетных сообщений. Так что новая депрессия будет долгой и болезненной. Безусловно, технологические процессы ломают монополизм, именно поэтому глобальные монополии прилагают огромные усилия для того, чтобы сдерживать технологический прогресс. Классический пример тому — институт интеллектуальной собственности. Попробуйте-ка что— нибудь изобрести сами то, что до вас уже кто-то придумал. Только попробуйте!
Так что депрессия будет долгой, и глобальные рынки будут распадаться на макрорегионы. И вопрос для нас абсолютно простой: или мы сформируем свой макрорегион — евразийский, постсоветский — как угодно он может называться, но понятно, что географически и культурно он будет евразийский. Или мы будем никому не нужными окраинами трех совершенно разных миров: большого Китая, Европы и исламского мира. Эти окраины будут перемешаны, станут грызться друг с другом внутри себя и будут вымирать еще быстрее, чем окружающий мир.
При этом у нас не только необходимость создания своего макрорегиона — у нас еще и возможность! Даже во время правления нами оффшорной аристократии! Потому что те оффшоры, которым она служит, те кланы глобального бизнеса, что она обслуживает, в условиях перехода к глобальной депрессии начинают друг с другом сцепляться, и как обычно во времена глобальных потрясений, о которых говорил Андрей Ильич Фурсов, контроль над Россией очень сильно ослабевает. И у нас при категорической необходимости выживания появляется еще и возможность.