Стратегия «большого рывка»

Следует говорить о частичной постиндустриализации: это когда в одних странах работают, а в других играют с произведенными потоками. Следующий этап развития — это полная постиндустриализация как самодостаточный для страны высокотехнологический контур. Где то, в чем не нужен человек, его творческое начало, передается технике. А то, в чем нужно творческое начало — что в физическом труде, что в умственном, — остается за человеком. Это то, что мы должны создать в России, в частности, для обеспечения ее самодостаточности, потому что Россия существовать как тот или иной дополнительный экономический элемент мира по своей истории, по масштабам не может.

Россия может быть огромной лабораторией мысли для всего мира, потому что всегда принимала достижения мировой культуры и создавала из них более высокие достижения. Иногда слышишь мнение, что моногорода советского периода, созданные в 30-е годы, построены неправильно. В правильном городе в центре — дворцы, а на периферии заводы.

А в этих — в центре заводы, а вокруг все остальное. Но эти заводы были храмами индустриализации. Сам по себе труд на таком заводе, в частности, и на «Уралвагонзаводе», обладал элементом сакральности: высокоосмысленный труд с пониманием значимости труда для общего дела, строительства нового мира.

Хозяевами мира должны быть те, на труде кого он держится.

Максим Шевченко, тележурналист:

Необходимо совершенно новое понимание труда. Не просто как приложения к экономике или социологии, производству, к социальной этике, а как некоей философской категории, которая является одной из фундаментальных категорий для описания человека как такового. С этой точки зрения движение в защиту труда и человека труда и то, что Россия стала его центром, — очень важно, является мощной политической декларацией, политической заявкой.

Труд должен быть самодостаточным и не прилагаться ни к каким рапортам министерств, показателям. И не моногорода должны становиться его символом. Труд является одной из важнейших составляющих понятия «человек». Мы это забыли. Советская философская школа, собственно, уничтожила философскую базу понимания труда как нечто большего, чем способ заработать деньги или построить завод.

Но была школа понимания труда, связанная с развитием государственного социализма в Германии. Я не беру расовые извращения, но величайшие философы XX века Эрнст Юнгер и Мартин Хайдеггер разрабатывали понятие и философию труда как таковые. Без возвращения к их фундаментальным работам практически невозможно сегодня продолжать этот труд. Русская свободная мысль отталкивается от немецкой философии так же, как в XIX веке Гегель, Кант стали во многом источником фонтанирования невероятного расцвета русского самосознания. Которое было русским, но опиралось на немецкий философский базис. Мне кажется, что и сегодня мы можем адресоваться к классическому холодному немецкому разуму — Хайдеггеру и Юнгеру — в нашем философском осмыслении содержания труда как нового политического понятия.

Для меня нет вопроса, что есть труд, а что не труд… Рабочий — это труд? Официант — это труд? Для меня труд — это то, что идет на благо, на развитие исторического политического субъекта, политической нации. Не нравится слово «нация», назовите по-другому. То, что идет на благо России, — то труд. Что не идет на благо России — то работа. Работа не идентична труду. Не всякая работа есть труд. Есть работа, которая является каторгой, необходимостью человека зарабатывать себе на кусок хлеба, является проклятием.

И в Китае есть их китайский труд, который на благо китайскому развитию и не всегда соответствует интересам нашей страны. Когда китайский рабочий, труженик там работает над чем-то, что позволит отобрать у нас Дальний Восток и Сибирь, то для меня это трудом не является. И в данном случае, полагаю, труд имеет политическое содержание — именно об этом я и говорю, — не экономическое, не социологическое, не социальное.

Работа — это проклятие? Может быть. Это работа раба, пролетария, который мучительно работает 10–12 часов в сутки, чтобы прокормить семью. Но труд никогда не есть проклятие, потому что понимается как религиозная обязанность. Религиозная аскеза монаха, связанная с лишением еды, одежды, коммунального быта, она не проклятие, а благословление. В результате аскетических подвигов человек достигает иного способа видения мира, понимания людей, смысла жизни.

Александр Андреевич сегодня провидчески соотнес труд с религиозным православным мироощущением. Это важная интуиция: труд религиозен, труд самодостаточен как ценность, которая приводит человека к служению отечеству, служению тому, без чего человек теряет смысл существования. Превращается в космополитического хомяка, в паразита, который подгрызает основы и устои народов земли.