Стратегия исхода

– Он, – сказал Тобиас.

– А где Алек? – спросил я. – Вам не кажется?…

– Валяй, Коэн. Нет ничего лучше, чем зарабатывать пропитание.

Я взял нож и уставился на свою жертву. Ясное дело, я не смогу, но тормозить – еще хуже. И с Тобиасом все так удачно складывалось.

Я сложил в уме слова. Извините, начну я, но я просто не… И будто невидимая рука стиснула мои пальцы, потянула нож к перепуганной твари.

– Надо б лезвие почистить! – Ковбой кивнул на флакон.

Отсрочка. Я бережно, не торопясь нанес дезинфекцию на лезвие.

– Ну давайте. Прямо вот тут, – сказал ковбой, пальцем проводя по основанию мошонки. Бычок внезапно брыкнул, пытаясь вывернуться. – Скорее, ну.

Секунду назад я бы это сделал. А теперь не мог двинуться. Даже говорить не мог. Скорчился с ножом в руке, к месту примерз.

– Все нормально, сэр, – сказал молодой ковбой. Я впервые глянул ему в глаза. Ему же пятнадцать, не больше. – Давайте, вы его просто подержите.

Он взял нож и медленно уступил мне место. Одной рукой я схватил бычка за ноги, другой вцепился в веревку, раздвинув животине бедра, как делал ковбой. Ну слава богу – задача проще, я был благодарен и желал хоть ее выполнить. Парень опустился на колени и наклонился.

– Вот черт, – сказал Тобиас. – Дайте мне.

Парень отдал ему нож.

– Прямо у основания, – сказал он.

– Я знаю, что делаю.

Лезвие приблизилось к нежной розовой коже. Время замерзло. Брит-мила[147] моего кузена. Бенджаминовым сайдаком[148] должен был стать Шмуэль, но его вызвали к постели умирающего члена общины, и хотя мне было всего пятнадцать, меня попросили его заменить. Я пришел в ужас, но моэль оказался очаровательным древним хасидом, длиннобородым, с добрыми, сияющими глазами. Он нежно, однако твердо объяснил мне ритуал – пять тысяч лет еврейской традиции маячили у него за спиной. В футе над столом я раздвинул ноги новорожденному, а моэль трудился над крайней плотью.

Мелкий братец вопил и дергался, а я лишь смотрел в мудрые глаза под громадной черной шляпой. Это успокаивало. Словно позади моэля стояла длиннющая колонна моэлей прошлого. И вилась она до самого Авраама. Брит-мила стала инициацией не только для Бенджи – для меня тоже. С тех пор я чувствовал, что мы с ним связаны.

В прерии же, глядя в заматерелое лицо под черной ковбойской шляпой, я совсем не находил утешения. Вены на Морхаусовом лбу вздулись и запульсировали. Зубы стиснуты, чело пошло бороздами. Это вам не обрезание – это грех. Евреям не позволено отрезать куски от живых животных. Это некошерно. Евреям даже охотиться нельзя.

Лезвие вспороло кожицу, бычок замолотил ногами и замотал головой. Я держал крепко. Если отпущу, твари хуже будет. Тобиас пропилил дюйма три у основания мошонки. Сунул в мешочек пальцы и выудил путаницу красных вен и белой оболочки.

Я отвернулся, пытаясь сосредоточиться на другом. О чем это я? Ах да. Законы кашрута. Дабы возвысить человечество над охотниками-собирателями. Мы – пастухи и крестьяне, мы не охотники. Мы создали свои законы, дабы сбавить жестокость нашу к остальным формам жизни. Дабы низвергнуть закон джунглей. Правила интервенции, дабы наверняка убивать гуманно. Может, цыпленок с кошерно перерезанной глоткой мучается не меньше цыпленка со свернутой шеей, но во всяком случае, кому-то есть до этого дело.

Зловонный пар из бычьей промежности выдернул меня из транса.

– А теперь тащите, ну, – говорил парень.

Из разреза Тобиас выудил одно, затем другое красное, окровавленное яичко. От них к бычку по-прежнему тянулись вязкие вены, артерии или что там. Держа яички в одной руке, другой Тобиас дернул этот шнур. Он все тащил и тащил – вены не кончались. Кровавым месивом сплетались на земле. Наконец глубоко в мешочке Тобиас обнаружил начало и принялся кромсать ножом.

И тогда бычок закричал. Завыл протяжными, горестными всхлипами. Брызнула кровь, Тобиас шарахнулся. Бордовая струя изогнулась римским фонтаном. Меня окропило, красными теплыми чернилами заляпало вельвет. Тобиас секунду передохнул, замшевым рукавом вытер пот со лба и вернулся к резне.

Куда ни глянь – бойня. Бычок яростно лягался, под него натекла лужа крови. Меня мутило, я старался смотреть в небо. Решил вообразить, что я не здесь, но, пока искал блаженную картинку, почувствовал, что бычок вырывается. Я сильнее вцепился в веревку, но упустил его ноги. В отчаянии животное умудрилось выпрямиться и скакнуть почти на целый ярд, докуда веревки хватило. Бычок завертелся на месте, всех нас окатив собственной кровью.

Он бросался туда-сюда, он пытался бежать, но я уперся каблуками в землю и тянул веревку. Животное совсем взбесилось и кинулось туда, куда только и могло: кругами вокруг мучителя. Пара секунд – и я запутался в веревке. Бычок носился кругами, веревка все короче, короче, и наконец нас с животным скрутило вместе – истекал кровью он, орали оба. Он забился, и веревка скользнула мне на шею. Дышать стало нечем.