Таким образом, сегодня определяющая функция альянсов — уже не комбинирование боевых сил и разработка конкретных общих планов по подготовке к войне, а напротив, снижение самой возможности войны во всем мире путем распространения «зонтика сдерживания» от одного союзника к другому. Однако в то же время это означает, что любой двусторонний кризис с Китаем в качестве одной из сторон, станет многосторонним с другой стороны, расширив свои масштабы и последствия за счет всех затронутых стран. Даже если война попросту исключена и все менее и менее реальна, а к кризисам относятся как к случайным инцидентам, у китайских лидеров все равно будут прекрасные причины опасаться возникновения любой коалиции, вызванной их же собственным настырным поведением и слишком быстрым военным ростом. Ведь стратегические альянсы влияют и на невоенные отношения, включая международную торговлю, хотя и не столь явно. В случае появления соперничающих блоков неизбежны ограничения на торговлю между ними, пусть хотя бы только и на продукцию двойного назначения и технологии. И это будет только началом: даже сейчас от сделанных в Китае телекоммуникационных систем отказываются по соображениям безопасности. Даже явные эмбарго — более или менее многонациональные (всегда найдутся уклонисты) — вполне возможны при сползании к открытой конфронтации, так как «холодная война» заменяет собой реальную.
Помимо любых материальных последствий населению с обеих сторон обошелся бы очень дорого и чисто внешний эффект ухудшения стратегических отношений. Контакты и сотрудничество во всех сферах жизни сократились бы и подверглись деформации различными путями и способами, атрофируя мириады личных, семейных, организационных, общественных и национальных связей, которые процветали после того, как Китай вернулся в мировое сообщество после 1976 года.
Можно сделать вывод, что если китайское правительство не сумеет собрать каким-то образом мощную глобальную коалицию на своей стороне, лучший вариант для него с точки зрения высшего уровня большой стратегии — немедленно отказаться от слишком настырной дипломатической позиции по территориальным спорам и другим вопросам и решительным образом снизить темпы военного роста.
Последний все больше становится самостоятельной проблемой, не столько из-за нынешнего материального наращивания военной мощи, чей размах не так уж и нескромен, сколько из-за того, что демонстрируется этой мощи в высшей степени провокационно. Один из примеров тому, относящихся к периоду до поворота в 2008 году, — уничтожение 19 января 2007 года китайского спутника на орбите баллистической ракетой. Это не стало чем-то новым с военной точки зрения, но до тех пор боевой перехват в космосе не практиковался ввиду его тревожного воздействия на все использующие спутники страны и опасного распыления по орбите космического мусора[218]
. Последняя демонстрация военной мощи, видимо, специально предназначалась для того, чтобы встревожить соседей Китая: утечка фотографий истребителя-бомбардировщика J-20, чей ультрасовременный внешний вид намекает на использование в нем технологии «стелс» и чьи огромные размеры явно сильно превосходят размеры его американского аналога F-22 (производство этого самолета прекратили, сочтя его «излишне мощным»), позволяя сделать вывод о его большой бомбовой нагрузке. Возможно, пройдет еще много лет, пока J-20 приобретет эффективный двигатель и передовую электронику, чтобы стать по-настоящему полезным в бою, но демонстрация самолета на аэродроме Чэнду в доступном для фотографов положении уже достигла одного результата: у соседей Китая появилась дополнительная причина бояться его военного роста, еще одна причина для сплочения сил против него. Почему это надо рассматривать в качестве благоприятного для интересов Китая фактора — непонятно.