Стратегия. Логика войны и мира

Хотя ответом на прицельные бомбардировки была, в частности, децентрализация промышленности и замена существовавших изделий другими, более масштабная реакция немцев на усиление бомбардировок в целом состояла в том, чтобы реструктурировать всю экономику, дабы увеличить военное производство — т. е., на языке нацистов, создать «экономику тотальной войны». Этого американцы и британцы, по-видимому, не могли предвосхитить в 1942 году из-за всеобщей уверенности в том, что немецкая экономика была полностью перестроена для войны еще до ее начала в 1939 году. Поскольку в Англии всеобщие принудительные работы были введены с 1940 года, а все несущественные профессии и службы были отменены или строго запрещены задолго до этого, невозможно было даже вообразить, что до середины 1943-го большинство немецких женщин оставались дома, что еще было более миллиона душ домашней прислуги и что такие несущественные занятия, как переплетное дело, все еще процветали. Вполне сознательно начав войну, Гитлер не мог требовать от немецкого народа чрезмерных жертв — и состояние немецкой военной экономики отражало эту основополагающую политическую реальность. Полная мобилизация экономики началась только с февраля 1943 года, вследствие поражения под Сталинградом, приведшего к катастрофическим потерям. И с того времени как силы немцев были вовлечены в войну в большем объеме, производство военного оборудования резко возросло и продолжало расти, так что увеличение тоннажа бомб, сброшенных на Германию в 1944 году, совпало с постоянным ростом немецкой военной промышленности.

Но это не было простым совпадением: в некотором смысле сами бомбардировки содействовали развитию военной промышленности, разрушив социальную модель ленивых мирных дней. Когда рестораны были уничтожены бомбежками, единственной альтернативой стали куда более практичные столовые. Когда разбомбили дома И их жителей эвакуировали, домашняя прислуга была вынуждена отправиться на военное производство, равно как и владельцы магазинов, ремесленники и лица духовного звания. Это тоже дало немецкой военной экономике в целом возможность обойти «узкие места» бомбардировок.

Эта история хорошо известна и пересказывалась неоднократно[53]. Здесь мы имеем дело с классическим случаем, когда мнимо определенное и систематически концентрированное прямолинейное действие не только наталкивается на препятствия, но и, по природе стратегического дела, отчасти губит само себя. Черчилль был, конечно, исключением в своем интуитивном понимании парадоксальной логики стратегии с ее извращением любого логически оправданного действия и неизменным взаимообращением противоположностей. Заглавие последнего тома его воспоминаний о войне, «Триумф и трагедия» (Triumph and Tragedy), могло бы звучать иначе: «Победа и поражение». Но для существования стратегии не нужны никакие Черчилли. Законы физики правили Вселенной задолго до появления физиков, способных их изучить; точно так же те, кто правит нациями во время войны, подчиняются логике стратегии, даже если ничего не знают о стратегии. И неважно, как они принимают решения — руководствуясь мудростью или глупостью, преступными амбициями или искренне благими намерениями; неважно, хвалят их потом или хулят: последствия того, что они делают или не делают, определяются парадоксальной логикой, которая упраздняет все ожидания прямой последовательности, все надежды на прямолинейную прогрессию.

От войны к миру, от мира к войне

Война — страшное зло, но обладает и огромным достоинством. Пожирая и уничтожая материальные и моральные ресурсы, необходимые для продолжения военных действий, война сама препятствует собственному продолжению. Как и любое действие в парадоксальной области стратегии, война должна, в конечном счете, обернуться своей противоположностью, пройдя свою кульминационную точку. Этой противоположностью может быть только умиротворенная пассивность, неопределенное состояние не-войны, мира, обеспеченного переговорами, либо перемирия или даже временного прекращения огня. И, какой бы ни была эта не-война, добиться такого результата можно лишь на непродолжительный срок, поскольку скорость, с которой война разрушает саму себя, обычно зависит от ее интенсивности и размаха. В гражданских войнах интенсивность боевых действий обычно низка, их размах невелик, а насилие локализуется в границах более крупного пространства, на которое сражения могут воздействовать лишь частично — если могут воздействовать вообще. На Шри-Ланке гражданская война длится десятилетиями на севере, но при этом иностранные туристы по-прежнему загорают на спокойных пляжах на юге. В Судане сражения шли только на юге, да и там они были по большей части сезонными. Поэтому гражданские войны могут длиться десятилетиями. Но ни одна интенсивная широкомасштабная война не может идти долгие годы, а тем более десятилетия, — некоторые из них сожгли сами себя за считаные недели или даже дни.