Сидя со своей стороны стола, я сжимаю ладони на потертом деревянном столе и делаю глубокий вдох.
- Я сегодня уволилась.
Папа опускает на столешницу пиво.
- Почему?
- А это важно?
- Конечно. Если ты подверглась сексуальному домогательству, я пойду и выслежу того ублюдка, а затем заставлю его пожалеть, что родился на этот свет. Если тебе было скучно, я скажу, что нужно это преодолеть и в следующий раз найти работу лучше. - Он пожимает плечами. - Причина - корень всего.
Я ощущаю тепло от самой идеи того, что папа надерет зад кому-то ради меня.
- Думаю, ты прав. - Я рассказываю ему, почему уволилась, все это время ощущая дрожь в глубине живота. Я ненавижу признавать свой провал. Но эту ситуацию ненавижу сильнее.
Пока я рассказываю, официантка ставит на стол миски со свежим пельменным супом.
Папа набирает в ложку аккуратную, бледно-розовую пельмешку. Аромат куриного бульона и имбиря наполняет воздух, когда он откусывает кусочек и втягивает в рот юшку супа.
- Итак, - говорит он, - урок усвоен. Не доверяй тем, кто ни с того, ни с сего с тобой дружит, особенно тем, кто занимает ту же должность, что и ты.
У меня во рту пельмени, потому я использую этот момент, чтобы глотнуть и взглянуть на него.
- Ты собираешься отчитать меня?
- Зачем мне это делать? - Его лоб приподнимается, отчего морщины на лице отца становятся глубже.
- Гм, потому что ты всегда отчитываешь меня на счет моей... - Я поднимаю вверх палец, цитируя. - "Ветреной натуры".
Он хмурится, словно не может понять, что я только что сказала.
- О, да ладно, пап, - говорю я сейчас нетерпеливо. - Ты называл меня Ветреной Фи с самого детства.
- Эй. Это было прозвище. Ласкательное слово.
- Твои ласкательные слова полный отстой, пап.
Он еще сильнее хмурится.
- Ладно, хорошо. Прости меня за это ласкательное слово. Но... - он пожимает плечами. - Ты вроде как ветреная.
Дерьмо. Это не должно ранить, но ранит. Достаточно, чтобы я начала моргать, пытаясь прочистить затуманенный взгляд.
Я отодвигаю тарелку.
- У тебя есть причины, по которым ты так считаешь?
Папа замирает с ложкой на полпути ко рту. Медленно он опускает ее на свою тарелку.
- Сладкая... - он выдерживает паузу, его рот кривится, словно он пытается подобрать какие-то банальности, чтобы успокоить меня.
Мне хочется уйти отсюда, но я не могу сбежать от этого.
- Это ранит, папа. Ты и мама, вы оба гордитесь Айви. Но мной? Я для вас печальный случай, который все время тянет вас вниз.
На болезненное мгновение, я правда сопереживаю гребанной Елене. Отчего чувствую укол боли еще сильнее. Уверена до чертиков, что не хочу искать наши с ней точки соприкосновения.
Папа бросает палочки на стол, и они падают, издавая стук.
- Ты не тянешь нас вниз. Ты просто... У тебя так много потенциала. Мы хотим увидеть, как он увенчается успехом. - Он наклоняется вперед, старая кожа кабинки скрепит под ним. - Фиона, ты мой ребенок. Каждый отец хочет видеть, как его дитя обустраивается. Или по крайней мере должен хотеть.
Прерывистое дыхание булькает у меня в горле.
- Желать видеть то, как я обустраиваюсь, и сомневаться в моей способности направить жизнь в нужное русло - это две разные вещи. Я знаю, что не похожа на Айви...
- Нет, - перебивает он. - Ты похожа на меня.
- Тебя?
- Не надо так ужасаться, - говорит он сухо.
- Это просто... Ты успешен, папа. Люди стремятся быть похожими на тебя.
Клянусь, он краснеет. Он не встречается со мной взглядом, пока трет затылок.
- Я удачливый ублюдок, которому повезло быть высоким и достаточно координированным, чтобы играть в футбол. Агент в сфере развлечений, ну... - Он пожимает плечами, хватая свои палочки и засовывая их в пельмени. - Я знал этот бизнес, поэтому воспользовался возможностью. - Не могу поверить, что он принижает свою значимость. - Хотя, ты, - он смолкает. - Как я. Я тоже всегда искал того, что бы вдохновило меня, чего-то возбуждающего.
У меня отвисает челюсть. Я знаю это о самой себе. Но каким хреном он это узнал? Как? Я же думала, что он никогда внимания не обращал. Мой отец продолжает говорить.
- Моя проблема в том, что я также облажался и с твоей мамой. Напиваясь и кутя слишком много. А ты? - Он встречается со мной взглядом, хотя, могу сказать, что для него это сложно, так как отец морщится. - Ты более конструктивна. Ты ищешь смысл жизни. Я горжусь тобой из-за этого, Фи. Всегда гордился.
- Пап... - Слезливый смешок срывается с моих уст. - Дерьмо, я из-за тебя подавлюсь этими пельменями.
- Никогда не трать даром хорошие пельмени, Фиона.
Теперь я смеюсь, и он натянуто улыбается в ответ. Легкое общение и шутки с папой - это что-то новое. И до меня доходит догадка, может он тоже стеснительный. Я протягиваю руку и ударяю кулаком его костлявое запястье.
- Я тоже горжусь тобой, папа.
- Помни о пельменях, - говорит он, хотя снова краснеет. - И никогда не забывай об этом. Так же сильно, как я хочу твоего уважения, я хочу, чтобы ты никогда не жила жизнью, которая делает счастливым кого-то другого. Понимаешь меня?
Он смотрит на меня, его выражение лица столь искренно, что я вижу это. Ком встает в горле, когда киваю. Он тоже кивает.