Когда полковник покинул особняк, перед ним стояли только двое — Сарваш и Лили, правда, заплаканная и явно находящаяся на грани истерики.
— Где Гольдхаген? — тут же спросил он.
Ответил Сарваш:
— Она сказала, что скоро обед, а у неё ещё не рублена кабанятина. Чем она у вас здесь занимается?
— Тем и занимается.
— Однако…
Когда на улицу вышел доктор Вильерс, он тут же приблизился к Лили. Он смотрел на неё как завороженный, неизвестно чем больше покоренный, одновременно невинной и соблазнительной красотой миниатюрной альварессы или же заманчивой перспективой расшифровать её геном. Когда он увёл Лили в сторону нового корпуса, полковник с Сарвашем остались наедине, и он спросил:
— Гольдхаген что, и сестре успела нахамить?
Тот пожал плечами:
— Я не силен в русском языке, но судя по интонации, Александра встрече была и не рада, и не обозлена. Она почти ничего не сказала. Просто захотела уйти. Думаю, Александра не была готова к воссоединению с сестрой.
Полковник только устало пробормотал:
— И какой только чёрт принес Лили сюда.
Сарваш усмехнулся:
— Она сказала, что монахиня Манола Мурсиа посоветовала ей приехать.
Полковник заинтересованно посмотрел на Сарваша:
— А она-то здесь причём?
— Лили говорит, что на днях встретила Манолу в Риме и та пожаловалась ей, что Александра чем-то досадила её брату, и Фортвудс этим интересуется. Забавно, а ведь всего несколько дней назад я видел Манолу лично. Интересно, что Александра успела такого сделать отцу Матео?
— Чуть не довела до тюрьмы.
Сарваш даже не стал изображать удивление, только понимающе кивнул.
— Как же всё не вовремя-то, — с досадой произнёс полковник, — ещё бы два часа и всё бы получилось.
— Увы, — подтвердил Сарваш. — Так что мне теперь делать? Сколько ещё ждать окончательного ответа от Фортвудса?
Полковник долго думал, что ответить:
— Я не знаю, правда. Может его не будет вовсе.
— Конечно, будет, — уверенно произнёс Сарваш. — Главное, вы сообщите мне, когда наступит нужный момент. С вашим начальством я смогу договориться.
Каким образом он собирается договариваться, полковник не стал уточнять, глупо спрашивать такое у банкира. Спросил он о другом:
— Так что Гольдхаген вам ответила? Она согласилась ехать с вами?
Сарваш только улыбнулся:
— Обязательно бы согласилась. Со временем.
Полковник невольно зауважал Гольдхаген за стойкость характера, а Сарваша за, видимо, искреннее желание помочь симпатичной ему женщине без особой надежды на вознаграждение с её стороны. Видимо, Гольдхаген не из тех, кто под напором трудностей будет хвататься за сомнительную с моральной точки зрения соломинку спасения через постель. А что случилось с всегда расчетливым и прагматичным Сарвашем, полковник ума не мог приложить. Хотя, может с женщинами он ведёт себя иначе, чем с бизнес-партнерами, как знать. А может всё дело в искреннем чувстве уже давно не молодого альвара к юной альварессе. Хотя как можно полюбить такую, как Гольдхаген, полковник даже теоретически не мог себе представить.
Когда Сарваш покинул пределы Фортвудса, полковник отправился на кухню, для разговора. Гольдхаген никакого мяса не рубила и не разделывала, она, напротив, старательно оттирала полы от крови щеткой, и когда он вошёл, сделала вид, что так увлечена работой, что ничего не замечает.
— Прости, но ничего не вышло, — только и сказал полковник.
— Это я уже поняла, — не слишком-то приветливо буркнула она, не отрывая глаз от пола и продолжая шаркать щеткой.
— Доктор Вильерс забрал Лили с собой, — на всякий случай предупредил полковник.
— Угу.
— Наверно, скоро он опять захочет взять у тебя кровь.
— Пусть берёт, мне не жалко.
Наступило тягостное молчание, разбавленное только ритмичным скрежетом щетинок о пол.
— Не хочу лезть тебе в душу, — заговорил полковник, — просто хочу понять, что между вами такого произошло? Твоя сестра чуть ли не плакала, ужасное было зрелище.
— Нет у меня сестры, сколько раз повторять?
— Да? А доктор Вильерс сказал, что ты ему сказала…
— Что сестра у меня была.
Чувствуя, что вот-вот потеряет нить логики в разговоре, полковник уточнил:
— И как это может быть?
— Просто. Лили отказалась от нашей семьи. Время было такое, кто хотел хорошо жить, и разводились и отрекались и документы подделывали. У Лили получилось беззаботно жить в Берлине. У меня только бегать с катушкой кабеля на Восточном фронте под обстрелами в жуткий холод.
— Разве она виновата, что жизнь у тебя пошла наперекосяк? Уж прости за любопытство, кто виноват, что ты устроила Кровавую Пятницу, и подрыв инкассаторской машины с четырьмя живыми людьми?
— Англичане, которые убили меня и еще тринадцать смертных людей в Кровавое Воскресенье.
Полковник только кивнул.
— Я понял твою позицию.
— Если не нравится, не надо было спрашивать.
— А Лили тебе совсем не жалко? Она ведь пришла сюда ради тебя и попала в ловушку. Она, как и ты, отсюда не выйдет.
Только теперь Гольдхаген подняла голову, чтобы посмотреть на полковника:
— А она-то в чём провинилась? Убила кого-то или ограбила?